Править Конституцию пока преждевременно

22 ноября 2023 года председатель Следственного комитета России, генерал юстиции Александр Бастрыкин вдруг заявил в своем «Телеграме» о необходимости внести в Конституцию России некую государственную идеологию. Вообще, его пост составлен настолько нечетко и размыто, что из него можно выделить лишь связку перспектив развития и государственной идеологии. Но все же, тема любопытная.

Его заявление вызывает пару вопросов. Вопрос первый: да нечто отсутствие государственной идеологии в Конституции России мешает Бастрыкину следствие вести? Очень странно слышать подобное предложение именно от главы Следственного комитета — органа с четко определенными полномочиями. Разумеется, что Бастрыкину нельзя запретить в свободное от служебных обязанностей время думать и высказываться о государственной идеологии и необходимости ее выражения. Право на свободу слова и мысли установлено Конституцией России для всех граждан, в том числе, конечно, и для Бастрыкина. Но тогда вопрос: в каком статусе Бастрыкин выступил в этом своем высказывании? Как гражданин России? Или как глава Следственного комитета России? Неясность этого момента как раз и порожает забавный привкус в его высказывании.

Ладно, Быстрыкин, если сочтет нужным, внесет необходимые уточнения, а мы рассмотрим тему дальше. Вопрос второй: какая именно идеология должна быть закреплена в Конституции России?

У нас, в сущности, было два варианта. Вариант первый — монархия в форме самодержавия, которая почти тысячу лет была столпом государственного и общественного устройства. Правда, российская монархия в своей длинной истории обходилась без всех этих республиканских атрибутов в виде Конституции. Лишь незадолго до крушения монархии государь император Николай II даровал Манифест от 17 октября 1905 года, в котором поделился своей властью с Государственной Думой, сохранив, впрочем, за собой право послать Думу к черту.

Есть серьезная проблема, связанная с монархией и ее реставрацией в России. Во-первых, никто из ныне живущих Романовых, включая и Марию Владимировну и ее сына Георгия, не имеет прав на престол. Кстати, о Марии Владимировне. Даже если сделать ей максимальные уступки, то все равно передать право на престол по женской линии, как было с Петром III, не получится. Отец Петра III Карл-Фридрих Гольштейн-Готторпский сам имел неслабую родословную и права на шведский престол (он был племянником шведского короля Карла XII), а также был зятем императора Петра I. Потому и решили, что его сын, и потомки его достойны быть на российском престоле. Если свояк царя Борис Годунов имел права, то зять и его потомство — и подавно. Отец же Георгия — принц Прусский Франц Вильгельм (Михаил Павлович) слишком худороден: правнук кайзера Вильгельма II от его самого младшего, шестого сына, который был двенадцатым в линии наследования германского престола. В общем, Георгий родословной не вышел, чтоб его признать. Раз так, то все вопросы с избранием нового царя на царство рассматриваются в общем порядке, вместе с другими кандидатами и через Земский собор. Во-вторых, реставрация монархии в России потребует весьма основательной и фундаментальной переработки этой самой Конституции. Это должна быть серьезная конституционная реформа, утверждаемая референдумом.

Вариант второй — марксизм-ленинизм. Эта идеология фактически являлась государственной в силу особой роли коммунистической партии, закрепленной еще в 1936 году в Конституции СССР. Сейчас мы над ней можем посмеиваться, но сила этой идеологии определялась тем, что вплоть до середины ХХ века марксизм был мощнейшим учением, конкурентов которому почти не было. Потребовалось более полувека развития целого ряда наук, чтобы столкнуть марксизм с этого пьедестала.

К тому же, марксизм-ленинизм пал в политической борьбе и в своем прежнем виде более не возродится. Более того, в последнее время даже позиции гранитного фундамента этой идеологии — материализма, оказались существенно потеснены новейшими научными и философскими работами.

Отсюда вопрос: какую именно идеологию Бастрыкин предлагает провести в Конституцию России? Два предшествующих варианта для этого определенно не подходят. На мой взгляд, Бастрыкин понимает шаткость своего предложения, почему и формулирует его очень нечетким образом.

Можно, конечно, пойти наиболее простым путем — объявить в Конституции священным и неприкосновенным государство. Это даже можно с некоторыми натяжками объявить своего рода «государственной идеологией». Но, думаю, что Бастрыкин, как юрист, должен понимать всю опасность такого подхода, при котором люди, получившие непосредственный доступ к государственному управлению, приобретают фактически неограниченную власть. Это может закончиться очень неприятными вещами.

Таким образом, получается, что наша действующая Конституция, без государственной идеологии в ней, является хорошим вариантом, который даже исправить трудно. Пока мы не готовы по своему глубокому убеждению и со всей ответственностью за последствия написать на знаменах какие-то принципы, править Конституцию и вносить в нее какую-либо идею в качестве государственной, на мой взгляд, нецелесообразно и преждевременно.