ЕГЭ достал всех
Так и не ясно, кто оболтус: тот, кто его сдает, или тот, кто его придумал.
В школах прошел Единый государственный экзамен. Последний срок подачи и рассмотрения апелляций истек вчера. Итоги таковы: по русскому языку в прошлом году двоек было 8,8%, в этом — 11,2%, по математике соответственно — 21,1% и 23,5%. В двоечниках чуть ли не каждый четвертый. В этот раз с ними решили поступить мягко: подтянут оценки до тройки, в аттестатах пририсуют лишний балл. В будущем году помилования не предусмотрено, а что делать дальше, решат осенью. Реформаторы оказались в тупике, им, и самим понятно: двойка должна перестать считаться двойкой или аттестат — аттестатом.
Интернет запружен сообщениями: вал апелляций по ЕГЭ. Но Любовь Глебова, руководитель Рособрнадзора, на этот счет спокойна и пытается вселить это спокойствие в журналистов: 20 тысяч апелляций по всем предметам — это меньше 1% от сданных ЕГЭ (всего 1 млн 97 690 человек сдали 2 млн 410 тыс. экзаменов). Апелляция — право ученика или его родителей, которые хотят убедиться, что низкая оценка — не ошибка машины или экспертов. И динамика заметна: в первые годы эксперимента процент апелляций был гораздо выше… Любовь Глебова из всего этого делает вывод, что доверие к ЕГЭ только повышается.
Общение с выпускниками школ и их родителями, правда, убеждает в обратном. Люди не верят, опасаются, что поиски правды только навредят ребенку. Многие разворачиваются, так и не отдав заявление: в комиссии строго предупреждают, что оценка может быть не только повышена, но и понижена. Для эффекта пугают цифрами — понижают чаще, чем повышают.
Кроме того, апелляции по содержанию заданий конфликтными комиссиями не принимаются. И вызывает смех гордость специалистов Рособрнадзора за то, что претензий к КИМам (контрольно-измерительным материалам, то есть к самим опросникам) в этом году не было. Не принимали, вот и не было. Претензии были у учителей и независимых экспертов, считающих отдельные задания верхом некомпетентности, а вопросы тестов — примером некорректности. Но их не слушали. А всю работу апелляционных комиссий фактически засекретили: поприсутствовать при работе комиссии общественным наблюдателям, например, в Москве не разрешили.
