Страна с непредсказуемой географией
13 мая мы узнали много нового из жизни "косматых". Благодарить за это следует вице-премьера Иванова и телеканал НТВ.
"Косматые" — отнюдь не представители правящей партии. "Косматыми" называли тех, чьи "изделия" таки сумели выйти на орбиту. И слово "тарзанник" не имеет отношения к зоопарку. "Тарзанник" был первым местом работы "косматых": вдоль и поперёк помещения, где собирали и тестировали первый Спутник, как лианы, висели кабели. Потому так и назвали. Весёлые были люди. Живые. Суеверные подчас. Чего стоит традиция "пометить" ракету на стартовом столе. Или справить малую нужду на покрышку автобуса, везущего космонавтов на старт. Есть и даты, на которые никогда не назначают запуск ракет... Но 13 мая к таковым не относится. Эта дата, может быть, не менее важна, чем 12 апреля, хотя и менее известна.
13 мая 1946 года было принято постановление ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР о развитии реактивной техники в стране. "Реактивной" — слово "ракетной" ещё не прижилось, хотя речь шла о разработке и производстве баллистических ракет дальнего действия и зенитных управляемых ракет. Постановлением было предусмотрено создание Государственного центрального полигона "Капустин Яр". То есть, это теперь все знают, что «Капустин Яр», а тогда это был почтовый ящик «Москва — сколько-то там...» 18 октября 1947 года в 9 часов 50 минут с полигона стартовала первая баллистическая ракета. Эта дата значит в истории советского ракетостроения, может быть, не меньше, чем другой октябрьский день, почти десять дет спустя — 4 октября, запуск первого Спутника.
Собственно, министр Иванов высказался насчёт "бумажного" юбилея — шестидесятилетия подписания Сталиным Постановления, формально "благословившего" советскую ракетную программу вообще и Капъяр в частности.
Об этом, повторю, и поведали журналисты НТВ. Лучше бы они на том и остановились. Потому что далее они рассказали, что полигон был создан именно там, в Калининградской области, где министр изволил перед журналистами вещать. Рассказали, что сие местоположение полигона было выбрано не случайно, а чтоб поближе к "вероятному противнику". Потом про то, что та первая ракета была отечественной разработки. Дальше я слушал, как в бреду, чуть ли не о запуске отсюда же первого спутника, причём с третьей попытки...
Я уже давно привык, что история моей родины непредсказуема, но за географию почему-то был спокоен. Оказалось, зря. Вообще-то Капустин Яр — городок в Астраханской области, в междуречье Волги и Ахтубы. А территория полигона ещё восточнее...
И вообще, самые секретные объекты в СССР размещались как раз подальше от "вероятного противника". Атомные города — от Сарова и восточнее. Захолустная, казалось бы, Средняя Азия была нашпигована секретными объектами. Полигон системы противоракетной обороны в Сарышагане, что на Балхаше. Там же, на озере, тренировался морской спецназ — прибрежные скалы больно хороши. На озере Иссык-Куль испытывали торпеды "Шквал", сверхскоростные, реактивные. На Каспии гоняли экранопланы. На острове посреди Арала разрабатывали бактериологическое оружие. Да мало ли что ещё... И ведь неплохо прятали — про испытания на Семипалатинском полигоне не только ядерных бомб, а ещё и ядерных же ракетных двигателей, изумлённые американцы узнали только в девяностых. Полёты стратегической крылатой гиперзвуковой ракеты "Буря" с Капъяра, с площадки во Владимировке, американцы в конце пятидесятых тоже не засекали. Порою ведь секретились так, что сами себя обманывали: космодром Тюра-Там в низовьях Амударьи назвали Байконуром, что сильно севернее, а оказалось, что в настоящем Байконуре уже есть что-то другое, тоже очень секретное, из соседнего ведомства...
Но ведь про Капустин-то Яр все знают, где он расположен! Откуда взяли тех мальчиков и девочек, что умеют заглядывать в рот министру Иванову, а остальные науки, как Митрофанушка, почитают необязательными?
Впрочем, были в юбилейном репортаже и другие ошибки. Например, первая запушенная с полигона ракета была названа "советской".
Постановление от 13 мая предусматривало в качестве первоочередной задачи освоить производство из отечественных материалов и по отечественной технической документации копий немецких ракет — баллистической Фау-2 (A-4) и зенитной "Вассерфаль". Точно так же, кстати, первая атомная бомба РДС-1 ("реактивный двигатель Сталина" или "Россия делает сама") была точной копией сброшенного на Нагасаки "Толстяка", а стратегический бомбардировщик Ту-4 был "цельнотянутым", сделанным по методу "сдироскопии" с американской "Сверхкрепости" B-29. И это было правильно — техническому и технологическому рывку могли помешать "изобретатели и рационализаторы", улучшающие детали в ущерб целому. А дальше во всех этих областях Россия, действительно, "делала сама".
Но первая Р-1 — отечественная копия немецкой Фау-2 — была запущена только 17 сентября 1948 года. А первые одиннадцать раз со старта уходили "изделия", собранные из немецких узлов и деталей.
А вообще, если вдуматься, в НТВшном репортаже было больше неожиданной правды, чем предполагали сами авторы. Ведь советский путь в Космос начинался, действительно, на германской земле. Только не в Восточной Пруссии, а в Тюрингии, в Нордхаузене. Там на заводе "Миттельверк" собирали "Фау-2", которые затем обрушивались на Великобританию. Занявшие эти места американцы вывезли почти все ракеты, их отдельные узлы и оборудование. 2 мая 1945 года им сдалась почти вся группа Вернера фон Брауна, создателя "Фау". Только 10 июля американские войска покинули Тюрингию. 14 июля сюда пришли советские специалисты, среди них Борис Евсеевич Черток, занимавшийся у Королёва бортовым оборудованием, а в девяностые написавший многотомный труд "Ракеты и люди".
Как писал Черток, в Тюрингии они обнаружили: много агрегатов и деталей, из которых можно было попытаться собрать ракеты, несколько десятков готовых двигательных установок и стенды огневых испытаний. Был соблазн все собрать и отправить в Союз. Но, в нарушение директив Москвы, они создали на территории оккупированной Германии первый совместный Институт ракетной техники — RABE — для поиска и реконструкции немецкого ракетного оборудования. Институт объявил о наборе немецких ученых и специалистов. К концу года там работали 5 немецких профессоров, 24 доктора наук, 17 дипломированных инженеров, 71 инженер-практик, а в тесном контакте с ними около 150 советских специалистов, в том числе "будущие руководители советской ракетно-космической науки и промышленности: Королев, Глушко, Пилюгин, Рязанский, Кузнецов, Воскресенский, Богуславский... Удалось привлечь ближайшего сотрудника фон Брауна Гельмута Греттрупа, специалиста по электронике и управлению". По примеру RABE был организован институт "Берлин", где занимались "Вассерфаль" и другими проектами ракет ПВО.
Об этих совместных работах доложили Сталину, тот одобрил, результатом стало постановление от 13 мая. Был запрещен отзыв из Германии советских специалистов, изучающих немецкую технику. Была предусмотрена повышенная оплата немецких специалистов. Выделялось 1000 "лётных" пайков, 3000 пайков "офицерских", по сто легковых и грузовых автомобилей с горючим и водителями. На базе RABE был создан институт "Нордхаузен", главным инженером которого стал Сергей Королев. Численность немецкого персонала в разгар работ по восстановлению документации и изготовлению ракет летом 1946 года достигала шести тысяч, ещё тысяча — на фирмах-смежниках...
А вечером 22 октября 1946 года ведущих немецких специалистов — примерно пятую часть коллектива "Нордхаузен" — напоили до бесчувствия в ресторане "Япан", и с семьями отправили в Союз. На острове Городомля, на озере Селигер, близ Осташкова, был создан специальный филиал № 1 НИИ-88, где они продолжали работать. Кроме подготовки к испытаниям двух десятков ракет, собранных из немецких узлов и деталей, коллектив под руководством Греттрупа разрабатывал и новые ракеты. Но теперь секретность исключала научный обмен и учёбу, столь плодотворные в 1945-1946 годах. В 1950 году работы по ракетам дальнего действия в немецком коллективе были свернуты. Немцев отправили в ГДР в три этапа: в декабре 1951-го, в июне 1952-го и в ноябре 1953-го.
Но были и другие, более успешные группы. Немецкие учёные работали над технологиями обогащения урана в Сухумском физикотехническом институте. Эта группа создала газовые центрифуги, столь производительные и экономичные, что советские, а теперь российские обогатительные заводы до сего дня конкурентоспособны и предлагают "услуги по обогащению урана" всем желающим. Руководил той группой Манфред фон Арденне — один из пионеров телевидения. Кстати, отечественный телевизор Т-2 "Ленинград" начала 1950-х — слегка модернизированный немецкий FЕ-IV образца 1936-го...
Ни о чём таком министр Иванов, разумеется, не говорил, а журналисты из "ивановского" пула никоим образом не намекали. Но нам неплохо оглянуться назад и вспомнить: середина двадцатого века парадоксальным образом оказалась временем всемирного научного и технического обмена. Накопленный в Германии потенциал вобрали в себя Союз и Штаты. Для советских ракетчиков это было обучение в совместной работе — в "Рабе" и "Нордхаузене".
Из Штатов ядерные и прочие секреты тоже шли в СССР, но здесь, непосвящённые в большинстве своём, сотрудники атомного проекта на полном серьёзе воспринимали это как данные из смежного института, столь же секретного. Как нормальный научный обмен. Впрочем, некоторые из западных учёных, дававших информацию советской разведке, тоже руководствовались убеждением, что знание не может быть монополией.
Происходил "перехват" чужой технической культуры. И при работе ракетчиков с немцами и на немецком оборудовании в Германии. И при использовании атомщиками американских данных. И авиаконструкторами — при "сдироскопии" самолёта. Складывалась новая культура труда, внутри старого государства рождалась новая промышленность.
И лишь потом был прорыв в Космос, прорыв, в котором СССР представлял всё Человечество.
