Белорусизация русского или русификация белорусского: есть ли разница?

Олег Рудаков, председатель белорусского товарищества имени Яна Черского, – самый настоящий белорус. И записывает в белорусы всех, с кем ему приходится общаться. Хотя нет, не всех – тех, кто ему симпатичен. А так как сам он человек открытый, жизнерадостный и дружелюбный, то и белорусов вокруг него очень много, да почти все. И вы теперь, если читаете эту статью, тоже белорус!

Дзень добры шаноўныя спадарыні й спадары! Вітаю Вас удзельнікаў сходу й жадаю Вам шчасьця, дабрабыту й каханьня!

Надеюсь, все поняли мои хорошие слова, да? Обычно говорят “да”, хотя, когда я прошу перевести на русский язык… что только ни начинается! А почему? Всё очень просто. Хотя мы с вами и живём в эпоху “сильно развитой науки”, но продолжаем находится в плену множества ложных стереотипов, к которым ещё и добавляются геополитические амбиции.

Вот Вам первый стереотип: “Принято считать, что белорусский язык такой же русский, только со смешным “г”, да грубовато звучит”. Например, в армии мне говорили: “А, бяларус, - бяры трапку, навади парадку. Ха, смешно”. На что я всегда отвечал: “Во-первых, “бяларус” это с какого-то непонятного языка. Мы сами себя называем “беларус”. Во-вторых “трапка”, нет такого белорусского слова, есть “ануча”. А в-третьих, не всегда дословно можно перевести любую фразу. То, что звучит гармонично на русском языке, может куцевато звучать на белорусском и наоборот. И если Вы хотите сказать фразу: “А, белорус, бери тряпку, наводи порядок”, то перевод на белорусский язык будет следующий: “Га, беларус, бяры анучу, дый прыводзь гаспадарку”.

Вывод: белорусский язык уникальный, во многом неповторимый, и, надо смело признать, зачастую непонятный, если, конечно же он будет звучать грамотно, а не на “трасянцы” (как говорят в Беларуси, имея в виду русский язык с белорусским акцентом).

Второй стереотип: «Белорусский язык ближе к русскому, чем украинский». А вот и нет. Даже наоборот.

Два первых примера показывают, что украинские слова звучат очень близко к русскому эквиваленту, а третий пример говорит об обратном. Украинское «да пабáчання» ближе к белорусскому «да пабачэ΄ньня», только ударение не на тот слог. Правда, есть в каждом языке и свои, только ему присущие, слова. Так, например: по-русски – «охотник», по-украински – «мысливец», а по-белорусски – «паляўнічы».

Отсюда вывод: украинский язык находится между русским и белорусским, но всё значительно ближе к русскому, чем к белорусскому. Между русским и белорусским больше отличий, чем между русским и украинским.

И этому есть историческое обоснование.

Русский литературный язык развивался, в первую очередь, благодаря сильному влиянию церковно-славянского языка, на котором все монахи (а именно они вначале были грамотеями) писали свои летописи и Библии. Старобелорусский литературный язык (который был государственным языком в Великим княжестве Литовском 500 лет, с XIII по XVIII век), хотя и имел вначале также небольшое влияние от церковно-славянского, но благодаря местным монахам и видным церковным деятелям, например, Кириллу Туровскому и другим, был максимально приближён к народному языку (в основном, «крывічаўскаму” диалекту). Уже с XI века местные просветители писали свои книги на старобелорусском.

Также из истории известно, что уже с XI века существовало две Руси – Киевская Русь, где употреблялся в книгах церковно-славянский язык; и Полоцкая Русь, где употреблялся в книгах старобелорусский язык.

Пришли монголы и на всю Киевскую Русь, включая Владимиро-Суздальскую и Новгородскую земли стали распространяться могольские заимствования, или слова, пришедшие с моноголами, например “чай”. Но Полоцкая Русь была лишена этого влияния, так как её не смогли завоевать монголы, и эта территория стала называться “Белой Русью”, т.е. “Свободной Русью”. Белорусы ни одного года не были под властью или под влиянием монголов! Отсюда пошло ещё большее размежевание русского и белорусского языков.

А что же украинский? Он начал формироваться позже. Сначало на Киевщине употреблялся также церковно-славянский книжный язык, но когда князь Великого княжества Литовского (ВКЛ) Альгерд (ядром этого государства была Беларусь, и государственным языком здесь был старобелорусский язык) в 1363 году возле реки Синие Воды разбил войска трёх монгольских ханов, то вся територия нынешней Украины была присоеденена к ВКЛ, и с этого момента здесь также стало распространяться влияние старобелорусского языка. Таким образом, на Украине стал формироваться свой язык, который получил первоначальное и очень сильное влияние от церковно-славянского, затем от монгольского, затем от старобелорусского.

Белорусский же язык имеет свою интересную историю.

Вначале было небольшое влияние церковно-славянского, затем всё же народного “крывічаўскага” диалекта. В результате образовался так называемый старобелорусский язык. А затем вскоре после присоединения Беларуси к Российской империи в 1795 году, старобелорусский литературный язык был запрещён царской властью. Писать белорусам “дозволялось” либо на русском языке, либо на польском. Поэтому в начале XIX века белорусские литераторы так и делали. Например, Яўхім Карскі писал на русском и стал великим “русским” учёным, профессором, Адам Міцкевіч творил на польском и стал великим “польским” классиком. Хотя и тот и другой в своих произведениях конкретно говорили, что они уроженцы Беларуси, именно белорусский народ является их родным народом, именно ему они посвящали свои труды.

Но новый белорусский литературный язык возродился. И он стал даже лучше старобелорусского – как мне кажется - потому что окончательно избавился от влияния церковно-славянского языка. Уже в середине XIX века появились писатели, революционеры-возрожденцы Вінцэнт Дунін-Марцінкевіч, Кастусь Каліноўскі, Францішак Багушэвіч и многие другие, которые стали издавать свои труды подпольно и на белорусском народном “мужыцкім» языке. Кастусь Каліноўскі даже стал издавать первую белорусскую газету «Мужыцкая праўда». Они начали, другие подхватили. Янка Купала, Якуб Колас, Цётка, Максим Багданович и многие-многие другие создали новый белорусский литературный язык, основанный на народном языке.

Таким образом, если бы меня, хорошо знающего современный белорусский литературный язык, забросили «машиной времени» в эпоху Полоцкого княжества XI века, я бы спокойно общался со своими предками-полочанами. А вот если современного русского человека забросить «машиной времени», хотя бы в эпоху Ивана Грозного в Москву, то его бы посчитали «бусурманином», т.е. нерусским, и повели бы «на дыбу» как шпиона. (Помните кинокомедию «Иван Васильевич меняет профессию»? Смешно, но правда).

А теперь поговорим немного о проникновении белорусского языка в русский.

Этот процесс начался ещё при жизни и правлении, правда, очень коротком, в Московском царстве Елены Глинской – жены московского князя Василия III и матери Ивана Грозного. Она была родом из Беларуси и принадлежала к известному дворянскому белорусскому роду Глинских. Именно при ней, в начале XVI века, в Московии началась мода на белорусские слова. А при Борисе Годунове эта мода ещё более усилилась.

Некоторые белорусские слова стали употребляться наравне с русскими. Например, всем известно, что на руки зимой надевают варежки или рукавицы. И варежки и рукавицы слова, одинаково употребляемые. Но мало кто знает, что варежки - это старинное русское слово, а вот рукавицы - белорусское. Зато, правда, никто из русских не знает другое белорусское слово нагавицы. А, между прочим, это не что иное, как по-белорусски штаны или брюки. Рукавицы пришли в русский язык и стали популярны, а нагавицы нет. Наверное, Елена Глинская не носила нагавиц.

А вот другие белорусские слова и вовсе вытеснили русские из употребления. Например, медведь происходит от белорусского мядзьведзь и обозначает не что иное, как мёд ведае, т.е., знает, где мёд. Значит, президент нашей страны тоже белорус и очень здорово, что именно он знает, где мёд – может, и нам покажет! Это одно из старинных белорусских слов стало настолько популярным в русском языке, что сами русские его уже однозначно считают своим, и совсем забыли истинно русское обозначение этого зверя – бер (отсюда и берлога – т.е. бер ложится).

Вот таким образом, ещё начиная с XVI века, происходила белорусизация русского.

Но русские не остались в долгу. В 20 веке произошла русификация белорусского.

Страшной вехой для белорусского литературного языка стал 1933 год, когда по приказу «вождя всех народов» тов. Сталина была проведена реформа белорусского литературного языка. Его максимально приблизили к русскому и в правописании, и даже в плане словаря. Раньше белорусы пользовались так называемой «тарашкевицей» (Бранислав Тарашкевич издал в 1918 году «Грамматику для белорусских школ», где были систематизированы все языковые нормы белорусского литературного языка). Главными принципами «тарашкевицы» были два постулата: первый – белорусский литературный язык должен быть максимально приближён к народному языку; второй – в белорусском литературном языке «как слышится, так и пишется». Многое из «тарашкевицы» осталось и по нынешний день. Например, если белорусы говорят малако, то и пишут малако. Русские же говорят малако, а пишут молоко, «зашёривая» своих детей различными проверочными словами и необходимостью «просто запоминать».

В 1933 году белорусский литературный язык очень сильно русифицировался, причём иногда даже без учёта местных, уже наработанных, литературных традиций. Кстати классики белорусской литературы – Янка Купала, Якуб Колас и др. выступали против данной реформы, но в «те годы», несогласие с «генеральной линией» грозило физическим уничтожением. Известные белорусские языковеды Бранислав Тарашкевич, Язэп Лёсик, Вацлаў Ластоўски и многие другие были арестованы, а в последствии либо расстреляны, либо замучены в тюрьмах.

Пореформенный белорусский литературный язык стали называть «наркомовкой», в «честь» проводников реформы Народного комиссариата.

Какие же можно привести примеры этой русификации? Прежде всего, в правописании. В словах исчез мягкий знак, обозначающий смягчение. Например: песьня – песня, абраньне – абранне и др.

Белорусская частица ня была заменена на русскую частицу не. Например: ня быў – не быў.

Русифицировался порядок склонения. Например: у садох – у садах.

В случаях заимствованных слов исчезло правило «как слышится - так и пишется». Например: газэта – газета, чэскі – чэшскі и др.

Русифицировались и названия городов: Менск – Мінск, Полацак – Полац. Многие белорусские слова вообще были запрещены в употреблении белорусского литературного языка и насильственно заменялись на русские: гарбата – чай, асадка – ручка (шариковая) и т.д.

Правда в конце 80-х начале 90-х белорусская интелегенция вновь предлагала вернуться к “тарашкевице”, и именно на “тарашкевице” стали выходить многие белорусские газеты, журналы и даже книги. Но с приходом к власти Лукашенко споры по этому поводу “улеглись” и приверженцев “тарашкевицы” в Беларуси стали расценивать не иначе как “заядлых оппозиционеров”.

Хочется также привести один исторический пример, подчёркивающий уникальность белорусского языка и его серьёзное отличие от русского.

В 1563 году русские войска захватили белорусский город Полацак. (Правда через 14 лет они были оттуда изгнаны). Московский царь Иван Грозный лично прибыл в древний город, и организовал пытки пленных местных дворян. Царь, как известно, славился своей изощрённостью и жестокостью. Поэтому пытки были мучительными. Один из полоцких дворян в полуистоме вдруг сказал: “Ой блага, мне блага”. Иван Грозный (кстати в Беларуси его называли Иван Ужасный) аж подскочил. “Благо ему…! – зарычал царь, – А ну глаз ему выколем!” “Ну, как, благо? – спрашивает Грозный. Бедолага стонет: “Блага…” Иван приказал вспороть ему живот. А тот всё равно чуть слышно промолвливает: “Блага мне…”. Совсем было взбесился царь, но вперёд вышел толмач, который, хоть и боялся царя, но не мог уже равнодушно смотреть на страдания дворянина. Дрожащим голосом толмач пояснил, что “блага” по-белоруски “плохо”.

Этот исторический пример описал в своей “грамоте” один, к сожалению, неизвестный писарь, который был прикомандирован к русской армии и лично присутствовал на пытках. В этой “грамоте” было и много других удивительных примеров отличий полоцких белорусов в быту и даже в представлениях о миропонимании от русской традиции, сформировавшейся к середине XVI века.

Но вернёмся к языку. Этот пример я условно назвал так: “Что для русского хорошо (благо), то для белоруса плохо (блага)”.

А вот ещё один пример из современного белорусского языка, более весёлый. Если белорусский юноша будет признаваться в любви к своей девушке и назовёт её: “Журавінка ты мая, зязюлечка…”, то девушка обязательно растает от таких прекрасных слов, и сердце её будет отдано этому парню. Ну, а если русский юноша употребит эти же слова, но в русском переводе и скажет своей девушке: «Клюква ты моя, кукушка…», то, наверное, он рискует, как минимум получить пощёчину. Вот и вновь подтверждается правило, только обратное: «Что для белоруса хорошо, то для русского плохо!»

Ну а теперь мне бы хотелось бы привести пример белорусизации русского у нас, в Иркутске. Точнее даже было бы сказать несколько иначе: о влиянии белорусского языка на формирование сибирского иркутского наречия.

Для иллюстрации возьмём реальный факт из жизни. К одному моему сослуживцу, прапорщику из микрорайона Зелёный приехала его родная сестра из Москвы (русская девушка из Москвы приехала в русский сибирский город Иркутск). Так получилось, что её никто не смог встретить, ей пришлось самой добираться до Зелёного. А транспорт тогда туда практически не ходил, так как это был военный закрытый городок, и всё только налаживалось (это был 1989 год). И вот эта русская девушка спросила на центральном рынке местную бабушку (по её словам, слегка похожую на бурятку), как добраться до Зелёного. Та ей классически по-сибирски ответила: «Ай, милая, садишься на аднёрку, доезжаешь до сварота, а там всяка-разна доберёшься!» и пошла эта бабушка своей дорогой. А бедная девушка стояла и думала: куда садиться, докуда доезжать…и вообще на каком языке с ней вот сейчас разговаривали?

Такие слова как: аднёрка, сварот, всяка-разна, мы с вами слышим очень часто в Иркутске. Но даже москвич их уже не поймёт. Первый маршрут автобуса по-русски можно назвать «единица», или «первый», но откуда взялась «аднёрка»? Я считаю, это производная от белорусского слова «адзінка». Согласитесь, более похоже. Далее – «сварот», то есть по-русски «поворот», а по-белорусски это звучит как – «зварот». То же ведь значительно ближе иркутское «сварот» к белорусскому «зварот», только «з» перешло в «с». Ну, и наконец «всяка-разна» уникальное слово. В русском языке, наверное, самое близкое «по-всякому». А в белорусском языке это значение можно обозначить как «усяляка». Тоже - чувствуете определённое созвучие белорусского слова с иркутским?

Но, спрашивается, почему именно белорусский язык так сильно повлиял на иркутский сленг? Всё очень просто. Ведь в Столыпинскую реформу (1903-1912гг.) из Беларуси в Сибирь переселилось около 500.000 белорусских крестьян, которые, безусловно, очень долго ещё «гаманілі» на своём родном, и, значит, сами подвергаясь русификации, вольно-невольно подвергали местное население белорусизации.

Вот теперь и думай, что произошло с нашим языком? Произошла белорусизация русского или русификация белорусского. Эти два языка, сохраняя свою самобытность, очень сильно повлияли друг на друга. И, чтобы разобраться в этом основательно, нужно провести целый комплекс исследований. А моя статья всего лишь «обозначение темы». Напоследок я хотел бы привести высказывание Академика Российской Академии Наук Д. И. Языкова (1773 – 1845) о белорусском языке:

«Настоящий язык белорусский есть весьма любопытный, который наши учёные должны тщательно изучить потому, что он много объясняет в русских летописях и филологии нашего языка: его можно назвать отцом великороссийскому наречию. Это, вероятно, тот самый язык, которым говорили в Пскове и Новгороде при варягах. Устранённый благовременно от влияния монголизма и доселе не испытавший воздействия великороссийского наречия, он сохранил во многих отношениях свой старинный вид и характер, и менее претерпел от формы польского языка, нежели думают».

Вот так считал известный учёный в первой половине XIX века. А как думаете Вы?

З павагай да Вас, Алег Рудакоў (ничего, что я по-белорусски?)

ОБЪЯВЛЕНИЕ

Доставляем журнал "Иркутские кулуары" нашим читателям. Стоимость доставки 100 рублей. Телефон службы доставки: 8-964-1257227.

Весь номер журнала в формате PDF: http://rubabr.com/kuluar/8.pdf