Профессор Максим Тимофеев: "ИГУ - безусловный лидер среди вузов нашего региона"
Портал Бабр побеседовал с директором института биологии ИГУ, известным ученым Максимом Тимофеевым.
БАБР: - Максим Анатольевич, как вы оцениваете в целом текущую ситуацию в системе высшего образования? Мнений тут много - от осознанной диверсии до невиданного образовательного прорыва. А как это выглядит "изнутри" процесса?
Mаксим Тимофеев: - Ситуацию оцениваю как неоднозначную. Однако ни о какой "осознанной диверсии", ни наоборот, каких-либо "прорывах" я бы не говорил. Можно говорить про существование выраженных проблем, связанных с общей девальвацией образовательных стандартов и в целом востребованности высшего образования в нашем обществе. Определенной психологической подмены ценности наличия образования (т.е. совокупности знаний и умений полученных в стенах вуза), на наличие диплома об образованием (собственно корочки). Это есть да.
С другой стороны возможности для получения образования, современных знаний и умений, на мой взгляд остается предостаточно. А благодаря интернет-технологиям эти возможности стали практически безграничны. Было бы желание учится. У тех кто сейчас стремится к реальному получению знаний есть гораздо больше шансов это знание получить, чем например в годы моего обучение в начале 90-х. Есть огромные возможности по прохождению практик в ведущих вузах страны. Есть программы грантовой поддержки стажировок, есть государственная программа поддержки получения образования за рубежом.
Кто хочет, тот активно использует все эти возможности.
Молодые ученые за работой
БАБР: - Но мы видим, как минимум на некоторых факультетах (иркутских - наверняка), очевидную деградацию уровня студентов, и выпускников вузов в целом. Отчего это происходит - от отсутствия желания, от появления платного обучения? От возможности официально пересдать экзамен за деньги...
MT: - Не готов говорить за другие факультеты и уж тем более за другие вузы. Моя собственная преподавательская деятельность в настоящее время не очень активная. Я работаю на долю ставки профессором на кафедре гидробиологии биологического факультета ИГУ и в последнее время в основном занимаюсь индивидуальным руководством студентов и аспирантов. Однако из этого общения со студентами я лично не вижу какой-либо особой "деградации". Каким был определенный процент студентов "за корочку" и в мое время, таким мне кажется он и остался и сейчас. А вот уровень образования среди мотивированных студентов, напротив, существенно вырос. Тут речь именно про качественные, а не количественные характеристики.
Студенты и аспиранты ИГУ работают на самом передовом оборудовании
БАБР: - Считается, что в ИГУ дела в последнее время обстоят не очень хорошо. Падает набор, на биологический факультет, как я знаю, тоже очередь из абитуриентов не стоит. Не очень густо и с деньгами. Было принято считать, что виной всему было неэффективное управление Александра Смирнова и его команды. Но вот пришел новый, перспективный ректор - а ситуация радикально не меняется. Как вы оцениваете эту ситуацию "изнутри" вуза?
MT: - Вы мне предлагаете дать оценку работе нового ректора, то есть моего непосредственного руководителя ? (улыбается). Исходя из опыта своей работы в качестве руководителя сначала научной группы, потом лаборатории, а сейчас и института, я довольно давно дошел до определенного понимания, того, что не стоит давать оценку действиям, не видя общей картины и не зная масштаба проблем и вызовов, стоящими перед всей организацией. Я только могу догадываться, с каким объемом вызовов сталкивается текущее руководство.
Одно я могу уверенно сказать, по состоянию дел с наукой ИГУ безусловный лидер среди вузов нашего региона. А по целому ряду направлений, он вполне успешно конкурирует и с академическими институтами. Насчет всего остального - возможно есть и ошибки, что-то можно было бы сделать лучше. Однако, не имея полной картины, не рискну давать какие-то объективные оценки всей ситуации в ИГУ. Полноценно я могу говорить только за свой «участок фронта» за ситуацию в подразделении, руководителем которого я являюсь – НИИ биологии «ИГУ».
Современное состояние лабораторий
БАБР: - Отлично. Тогда не будем обсуждать вашего руководителя, обсудим НИИ Биологии.
В 60-е и 70-е годы НИИ был известен на всю страну, имя Михаила Кожова являлось своеобразным символом Иркутска и Байкала. В 80-е годы и особенно в 90-е значение биологии в обществе существенно снизилось, по крайней мере на уровне обывателей. Про какие-то прорывные открытия в этой сфере ничего не слышно, в том числе на российском уровне.
МТ: - Да, действительно, в свое время НИИ биологии был первым и ведущим институтом по теме Байкала. В нем работали основоположники науки «Байкаловедения», у института было несколько биостанций на Байкале, Ангаре и даже на Хубсугуле, был внушительный научный флот из десятка кораблей, а число сотрудников приближалось к двум сотням.
В девяностые годы у института начали возникать серьезные проблемы, а уже к концу девяностых случился буквальный «обвал», и многие из специалистов вынуждены были покинуть институт. При этом многих из них приютили в Лимнологическом институте, и до сих пор выходцы из НИИ биологии составляют костяк команды профессионалов исследователей озера Байкал в ЛИНе.
В последующие десятилетие институт планомерно утрачивал свою научную квалификацию, молодёжь в институт не шла. Институт растерял не только многих компетентных специалистов, но и утратил свою материальную базу. Из нескольких биостанций в ведении института осталась только Байкальская биостанция в поселке Большие Коты (да и то в серьезно урезанном виде), из обширного флота остался только один рабочий катер, а также масса разнообразного судебно-уголовного наследства. Инфраструктура института настолько обветшала, что большинство лабораторий выглядели не как научные лаборатории, а как вонючие захламленные складские помещения, забитые старьем и мусором.
В итоге к дате 90-летнего юбилея (институт был создан в 1923 году) всерьез обсуждался вопрос о ликвидации института как такового. Я возглавляю институт как раз с юбилейного 2013 года, сначала в качестве исполняющего обязанности, а с 2014 года уже как директор. Так что сейчас по сути приходиться все восстанавливать, поднимать институт с очень низких позиций.
К своему 90-летию институт биологии буквально прогнил.
БАБР: – Что-то удалось исправить за последние годы, есть улучшения?
МТ: - За прошедшее три года нам удалось серьёзным образом поправить ситуацию. Первым делом мы разобрали «авгиевы конюшни» захламленных и изношенных лабораторий. Провели полную модернизацию научной инфраструктуры института.
На первом этапе нам помог ректорат из средств так называемой программы стратегического развития ИГУ. Но в основном пришлось все восстанавливать за счет привлеченных грантов и доходов от хоздоговорных работ. Сегодня в современный вид приведено более чем 90% всех лабораторий, закуплено новейшее оборудование. Если вы сейчас зайдете в институт, то вы не отличите его лаборатории от лабораторий приличного научного центра Франции или Германии. Причем как внешне, так и по оснащению.
Проведена и серьезная кадровая работа. Институт покинули сотрудники, научная продуктивность и квалификация которых вызывала большие нарекания. Полностью обновлён административно-управленческий аппарат, наведен порядок в бухгалтерии. Приглашены новые специалисты, которым предоставили максимально комфортные условия для научной работы. Сейчас в институте работает почти 60 сотрудников.
При этом существенную долю сотрудников составляют молодые ученые, в том числе студенты и аспиранты ИГУ, которых мы трудоустраиваем на должности лаборантов-исследователей и младших научных сотрудников. Таким образом мы предоставляем возможность самым мотивированным молодым людям начать свою научную карьеру еще со студенческой скамьи, и не просто принять участие в научных работах, но и получать за это свою первую зарплату. Уже после окончания университета многие из наших студентов остаются работать в институте.
В целом я считаю, что кадровый состав института сейчас достаточно сбалансированный: в институте работает 6 докторов и 17 кандидатов наук, причем средний возраст сотрудников чуть более 40 лет. Мы гордимся тем, что среди наших сотрудников института есть трое лауреатов Премии правительства РФ в области науки и техники для молодых ученых, пятеро сотрудников были поддержаны престижными грантами и целевыми стипендиями Президента РФ, наша сотрудница является лауреатом премии L`Oreal-UNESCO «Для женщин в науке», совместной программы Российской академии наук, ЮНЕСКО и компании L`OREAL. В целом в институте сейчас достаточное количество как молодых и активных исследователей, так и их наставников - докторов и профессоров, помогающих и передающих им свои знания и опыт.
К 90-летнему юбилею инстут выглядел так
БАБР: - Фактически в Иркутске два института изучают Байкал - НИИ биологии ИГУ и Лимнологический институт СО РАН. Есть ли смысл в двух институтах, занимающихся по сути одной проблемой? Имеет ли место научная конкуренция, конкуренция по кадрам?
МТ: – Хочу все-таки заметить, что НИИ биологии ИГУ и Лимнологический институт СО РАН не являются институтами, занимающимися «одной проблемой». Это хорошо видно даже из их названий.
Лимнологический занимается именно «лимнологией», то есть «наукой об озерах». Помимо вопросов водной биологии, огромный объем научных задач и исследований ЛИНа связан с вопросами гидрохимии, гидрологии, геологии озер и другими «небиологическими» направлениями.
НИИ биологии ИГУ, напротив, не занимается ни гидрохимией, ни геологией. Деятельность института ограничена исключительно биологическими исследованиями, причем далеко не все они напрямую связаны с озером Байкал. Кроме собственно «байкальских» специалистов, у нас работают ученые-орнитологи, токсикологи, мы ведем работы в разнообразных микробиологических и биотехнологических направлениях, а также в фундаментальных областях биомедицины и стресс-физиологии.
Естественно, что находясь рядом с таким масштабным и уникальным объектом как Байкал, было бы глупо отказываться от возможностей поизучать и этот уникальный объект. Это касается как специалистов ЛИНа, так и НИИ биологии ИГУ. Вопрос только в том, что именно в нем исследовать и какие задачи ставить. В силу определенного исторического наследия в обоих институтах сложились достаточно разграниченные «зоны ответственности». Прямая конкуренция как в научном, так и в финансовом плане фактически отсутствует.
Да и специфика последних десятилетий вообще развела наши институты в разные «миры». ЛИН - крупный научный центр в системе громадной научно-бюрократической корпорации РАН-ФАНО. В ЛИНе работает около 300 сотрудников, обеспеченных «постоянными ставками», а также гарантированным бюджетом от РАН, величина которого составляет чуть менее двухсот миллионов рублей в год. НИИ биологии ИГУ, напротив, не имеет никакого гарантированного бюджета вообще и по сути «варится в собственном соку». Все, что у нас есть - это «копейки» - около четырех миллионов рублей в год по линии поддержки вузовской науки в системе Министерства образования (это примерно в 50 раз меньше, чем у того же ЛИНа!).
Эти деньги обеспечивают всего 7 постоянных ставок, все остальное приходится зарабатывать самим. При этом, как я уже отметил ранее, в институте работает 60 сотрудников, которые самостоятельно себя и обеспечивают. Все ставки и все содержание лабораторий, катера и биостанции, приходится финансировать из нашей собственной проектной и хозрасчетной работы.
Так что, в отличие от научных сотрудников институтов РАН, с их гарантированными ставками и бюджетом, наши ученые живут в ситуации когда «волка ноги кормят». Ежегодно лабораториями института выполняется не менее полусотни контрактов на выполнение прикладных исследований или научно-технологических услуг, выполнятся десятки проектов, профинансированных за счет научно-исследователи грантов и международных договоров.
Научной же продукции, в виде научных статей в рецензируемых журналах, докладов на конференциях, патентов, дипломов, защит и т.п., при многократно меньших затратах и уровнях финансирования, НИИ биологии ИГУ ежегодно производит столько же, сколько и многие из институтов РАН (естественно, речь идет о институтах, сопоставимых по числу сотрудников).
Можно отметить и тот факт, что два крупнейших гранта ведущего фонда поддержки отечественной науки «Российского научного фонда - РНФ» и единственные из «биологических» во всем Байкальском регионе, выполняются именно сотрудниками нашего института. Конечно, это определенный показатель качества и востребованности наших исследований.
Объект исследования под микроскопом - малек с введенными сенсорами
БАБР: - Чем сейчас занимается НИИ биологии, каково его значение в российской и мировой науке?
МТ: – Основная научно-исследовательская деятельность института сейчас четко структурирована по трем направлениям.
Первое - проведение прикладных научных исследований и разработок, а также обеспечение научно-технологических услуг.
Второе - проведение так называемых ориентированных научных исследований.
Третье - проведение комплексных междисциплинарных научных работ в области биологии и экологии озера Байкал и Байкальского региона, а также фундаментальных исследований биомедицинской направленности.
В каждом из этих направлений заняты отдельные группы специалистов. Мы не пытаемся охватить все возможные тематики и области биологических наук, мы нацелены на то, чтобы в определенных темах добиться серьезных достижений и занять в них если не ведущее, то достойное положение в отечественной и мировой науке. И во многом нам это удается.
Если говорить более конкретно о проводимых нами работах по каждому направлению, то я бы начал с прикладных работ, понятных большинству простых людей:
Так, в качестве примера могу привести работы по проведению микробиологической оценки и определению очагов биоповреждений и биозагрязнения деревянных конструкций и материалов. Это направление выполняется лабораторией «экспериментальной биотехнологии» под руководством профессора Бориса Огаркова. Это очень конкретные исследования, направленные на оценку жилых помещений: квартир, домов или коттеджей. Наши специалисты выявляют наличие грибного поражения (плесени), подбирают конкретные биоциды, дают рекомендации о предотвращении биозагрязнения. Работы эти очень востребованы как простыми гражданами, так и крупными строительными или экспертными компаниями региона.
Другой пример: на базе лаборатории водной токсикологии с 2014 года действует сертифицированная лаборатория по определению классов опасности отходов производств. Это также достаточно востребованная исследовательская деятельность, помогающая таким компаниям как "АЛРОСА", Ангарская нефтехимическая компания и другим осуществлять качественный экологический контроль своей деятельности.
Современное состоянии лабораторий НИИ биологии ИГУ
Если же говорить не о прикладных исследованиях, а уже о так называемых - ориентированных, т.е. фундаментальных научных исследованиях, имеющих четкую направленность на развитие той или иной прикладной области в среднесрочной перспективе, то тут можно рассказать о работах в области развития биофармакологии, стресс-физиологии и биосенсорики.
В институте недавно сформировано новое научное направление по поиску нетривиальных высокоактивных штаммов микроорганизмов, продуцирующих новые биологически-активные вещества с антибиотическими свойствами. Т.е. попросту говоря мы ищем новые микроорганизмы, продуцирующие неизвестные науке антибиотики. Ищем мы их в местах, которые либо уникальны по своим свойствам, либо недоступны большинству других исследователей. Среди объектов наших исследований есть симбионты уникальных глубоководных рачков-падальщиков, обитающих на километровой глубине озера Байкал. Интересные работы запущены по спелео-микробиологии.
Важное направление в институте связано с разработкой методов экспресс оценки стрессовых состояний водных организмов. На примере байкальских эндемиков, очень чувствительных к загрязнениям и изменениям характеристик среды обитания, мы ведем исследования в области высокочувствительных методик оценки биохимических процессов, отражающих стресс реакции на клеточном уровне. За проведение этих работ группа наших молодых ученых как раз и была недавно удостоена Премии Правительства Российской Федерации в области науки и техники. Что в целом свидетельствует о большом интересе и со стороны государства к нашим исследованиям.
Другое направление, только начатое нами, относится к области биосенсорики. В партнёрстве с финско-британским ученым (российского происхождения) профессором Игорем Меглинским мы в прошлом году начали новый проект по разработке микроскопических (субмикронных) сенсоров, которые можно ввести в жидкую среду организма (кровь, гемолимфу) и далее вести непрерывный скрининг развития стресса или патологий в прижизненном “in vivo” состоянии, не влияя и не беспокоя живой организм. Это исследование, которое проводится на самом передовом фланге био-медицинской науки. В мире масса передовых научных групп пытается применить данную технологию для оценки медицинских показателей человека. Мы же не только довольно успешно работаем в этой области, но и планируем апробировать наработанные методики уже на представителях эндемичной байкальской фауны, что дает нам возможность показать прямую связь фундаментальной науки и возможности применения ее результатов в практике.
Объекты исследований - глубоководные рачки-амфиподы
Ну и наконец, говоря о чисто фундаментальных научных исследованиях и исследованиях, связанных с озером Байкал:
В институте работают ученые, занимающиеся узкими «байкальскими» вопросами, например специалисты по систематике отдельных групп эндемичных беспозвоночных, или ученые- орнитологи, занимающиеся птицами. Но самое важное исследование, являющееся «визитной карточкой» НИИ биологии ИГУ - это проект долговременного экологического мониторинга озера Байкал – так называемая «Точка №1».
Это уникальный проект, который выполняется институтом аж с февраля 1945 года! В рамках мониторинга уже 70 лет подряд ведется еженедельный отбор проб в толще воды на так называемой пелагической стационарной станции № 1. Она расположена в Южном Байкале, напротив поселка Большие Коты, на расстоянии 2,7 км от берега, над глубиной 900 м. Данные, полученные при обработке сборов фито- и зоопланктона, а также соответствующие сведения о важнейших физико-химических свойствах воды, внесены в единую базу данных. Эти сведения являются основным показателем состояния всей экосистемы озера Байкал. По анализу этого массива данных можно судить о характере и динамике изменений всей экосистемы пелагиали (толщи воды) Байкала, ее базовых физико-химических показателей, фактически судить о состоянии «здоровья» озера. «Точка №1» — поистине уникальный проект, это первое и самое продолжительное подобное исследование в мире. Он внесен в Книгу рекордов России как самый длительный проект регулярного экологического мониторинга в истории науки.
Обработка в лаборатории проб с "Точки № 1"
К сожалению, следует отметить, что если с прикладными и ориентированными исследованиями в институте все более-менее стабильно, то в области фундаментальных научных тем у нас складывается крайне сложная ситуация. На долговременные фундаментальные исследования, результат которых в ближайшее время не очевиден, в условиях постоянного дефицита средств в бюджете, денег выделяется все меньше и меньше. Сейчас дело дошло до того, что мы вынуждены поставить вопрос о сворачивание программы долговременного мониторинга из-за элементарного отсутствия средств. Причем происходит это именно в тот период, когда тема наблюдаемых на Байкале экологических проблем и изменений активно обсуждается в ведущих мировых СМИ и на профессиональных площадках. Сегодня во множестве публикаций и выступлений говорится о критических колебаниях уровня воды в Байкале, о влиянии глобальных климатических изменений на биоту озера, об увеличении поступления промышленных и бытовых загрязнений, о процессах эвтрофикации озера и массовом разрастании водоросли спирогиры, а также о многих других процессах, наблюдаемых в Байкале.
В этой связи, как никогда нужна адекватная оценка проходящих и предполагаемых экологических изменений. А уж принятие каких-либо политических и экономических решений относительно Байкала без данных экологического мониторинга попросту невозможно. Нас же попросту вынуждают этот мониторинг остановить. По этой части работ ситуация очень сложная, я бы даже сказал – критическая.
В коллекции института уже более полутора тысяч новых штаммов
БАБР: - Как вы в целом оцениваете качество воды в Байкале? Диапазон мнений достаточно широк, от "самая чистая вода в мире" до "воду Байкала пить нельзя". Сейчас многие говорят о спирогире, каковы реальные масштабы распространения спирогиры? На сколько превышены предельно допустимые значения и имеют ли это угрожающий характер? Какие последствия могут произойти в результате столь масштабного размножения спирогиры?
МТ: - Позиция нашего института по всем этим взаимосвязанным вопросам недавно была изложена в статье доктора биологических наук, ведущего научного сотрудника лаборатории общей гидробиологии нашего института профессора Евгения Зилова. Статья под названием «Как вы вообще можете жить рядом с Байкалом? - Чем уникальна экосистема Байкала и почему слухи о ее гибели сильно преувеличены» вышла в январе на страницах научно-популярного проекта ТАСС - "Чердак. Наука, технологии, будущее". Эта статья в процессе подготовке со мной обсуждалась, и конечно, я полностью поддерживаю те положения, которые в ней изложил Евгений Анатольевич. Не вижу большого смысла их пересказывать заново. Статья выложена на сайте института биологии, и также, насколько я помню, она была продублирована и на вашем сайте.
В целом хочу отметить один общий момент, который меня беспокоит: к сожалению, в последнее время дискуссия вокруг озера, вместо взвешенного и профессионального подхода, все чаще уходит в алармистские крайности. При этом флаг алармизма начинают подхватывать и те, кто по своему профессиональному и образовательному уровню должны быть более ответственными, чем «активисты от населения». Так, буквально на днях на ТВ канале "Культура" вышел фильм, посвященный озеру Байкал, под названием «Байкальская трагедия». Несмотря на то, что в фильме главными действующими лицами были наши коллеги из Лимнологического института профессор Олега Тимошкин и руководитель водолазной группы Игорь Ханаев (обоих я знаю уже более десятка лет как профессионалов высочайшей пробы), этот фильм и то, как в нем изложена проблематика Байкала, вызывал у меня если не оторопь, то сильно возмущение.
Студенты ИГУ в лаборатории работают вместе с опытными сотрудниками
Фильм представляет озеро Байкал как мутный заболоченный водоем, загрязненный, заросший по колено спирогирой, вода в котором отравлена активностью цианобактерий и т.п. Все, кто был и регулярно бывает на Байкале, знают, что описанная ситуация как минимум не совсем характерна для нашего озера. Тем не менее фильм, претендующий на звание научно-популярного, подает информацию о Байкале именно в таком искаженном ракурсе.
Понимаю, что мои коллеги пошли на некоторое снижение собственных стандартов и требований профессионализма, участвуя в этом фильме. Не сомневаюсь, что сделали они из мотивов искреннего желания улучшить ситуацию с природоохранным вопросами и защитой озера. Однако в итоге этот фильм, широко раскрученный в СМИ и соцсетях, просто вводит в заблуждение заинтересованных зрителей.
Это в конце концов ударит по самим авторами и в целом по ученым, работающим на Байкале.
Хочется перефразировать Марка Твена и сказать: «Никогда не спорьте с алармистами! Вы опуститесь на их уровень, где они вас и победят из-за большего опыта!». Участие в подобных проектах - это как раз вариант «опускания» до уровня алармистов.
Теперь же всем ученым Байкала, придется оправдываться за допущенные перегибы и преувеличения. Разъяснять, что, например, токсичные цианобактерии «на глазок» не различить, что выбросы «спирогиры по колено» и массовую гибель 90% губок и моллюсков можно обнаружить только в некоторых очень ограниченных районах Байкала и только в определенное время. И уж точно процессы «заболачивания» не проходят не всему побережью озера протяженностью почти полторы тысячи километров. К сожалению, после таких крайних утверждений и последующих опровержений уже никто не будет всерьёз воспринимать и слушать ученых.
Да и как с позиции алармизма относится к вполне справедливому вопросу, заданному в обсуждении фильма депутатом Госдумы Михаилом Слипенчуком: «Почему на Женевском озере люди могут жить, а на Байкале нет?».
Получается, единственный выход из ситуации - всех с Байкала выгнать, закрыть турбазы, выселить города и поселки? Конечно же, это не выход! К слову, я неоднократно бывал на Женевском озере, причем в позапрошлом году как раз вместе с профессором Тимошкиным мы участвовали в организации Международной лимнологической школы под эгидой ЮНЕСКО в городе Эвиан ле бен (французское побережье озера). Так что я своими глазами видел Женевское озеро и скажу: жить то на нем можно, но вот например пить воду из этого озера я бы категорически не стал. Так что вариант с Женевским озером - это как раз вариант не самый благоприятный для Байкала.
Коридоры института украшают научные фото байкальских эндемиков
Нужны комплексные меры по предотвращению или минимизации воздействия человека и предприятий на экосистему озера. Нужен учет доли глобальных климатических факторов и локальных причин. Все это требует серьезного подхода и взвешенного (без истерик) анализа происходящих сложных процессов.
К сожалению, перевод в дискуссии из области захватывающих для обывателя баталий в стиле «Байкалу – труба!» в область нудного научного анализа комплексных причин происходящего, это занятие довольно скучное, не быстрое и политически неинтересное. Алармизм же ясен и прост, он открывает дорогу разнообразным активистам и самоназванным «экспертам», не отягощенным ни профильным образованием, ни пониманием сложности и комплексности происходящих в озере Байкал процессов.
Самое страшное, что в силу доступности простых утверждений для обывателя, именно к таким «экспертам» начинают обращаться представили властных и околовластных структур. Сейчас есть серьезное беспокойство, что природоохранные решения будут рассматриваются не на основе научной экспертизы, а на рекомендациях разнообразных «независимых активистов». При том что ограниченный алармизм, идущий уже из уст академических ученых, только льет воду на мельницу этих «экспертов». Результат же будет печален, и деньги будут потрачены, и надеяться на изменение ситуации с Байкалом увы не приходится.
Современные лаборатории НИИ биологии.
БАБР: – Получается, привлечение общественных активистов к вопросам охраны Байкала идет во вред?
МТ: – Речь идет совершенно не об этом. Деятельность местного населения и в целом гражданского сектора в деле защиты озера Байкал крайне важна и необходима.
Другое дело, что активисты не должны брать на себя функции экспертизы, если они не являются профессионально подготовленными специалистами. И уж тем более нужно внимательно смотреть на тех, кто выступает в роли «независимых экспертов». По моим собственным наблюдениям среди медийно-активных лиц, есть как искренне болеющие за озеро люди, так и откровенные проходимцы, ориентированные на раскрутку крайне сомнительных проектов.
Между прочим, говоря об гражданских активистах в деле защиты озера Байкал, не стоит забывать и о местном бизнесе. В большинстве развитых стран как раз бизнес-структуры, так или иначе завязанные на уникальные природные объекты, активно участвуют как в информационном сопровождении экологической деятельности, так и в контроле за соблюдением природоохранного законодательства и в мониторинге работы государственных структур, обеспечивающих исполнение этого законодательства.
Я не могу понять, почему представители байкальского турбизнеса, которые несомненно зависимы как от имиджа "чистого озера Байкал", так и от реального состояния дел с его "экологичностью", до сих пор не создали какое-либо объединение. Объединение, которое с одной стороны бы отстаивало интересы достоверной подачи информации о Байкале и продвигало бы бренд уникального озера (взаимодействуя с профессионалами и ответственными учеными), с другой стороны следило бы на местах за сохранением своего главного актива - собственно побережья Байкала (взаимодействуя с неравнодушными гражданами и местными жителями).
Надеяться же на чиновников в части сохранения и контроля довольно неразумно - учитывая слабую заинтересованность чиновничьего аппарата. Ну а отдавать разнообразным "активистам" вопросы формирования информационной повестки в деле освещения экологической ситуации на озере Байкал, по сути это перепоручать вопросы брендирования своего бизнеса в чужие и зачастую очень ангажированные руки. Видимо еще не доросло наше региональное бизнес-сообщество до того понимания этого, на мой взгляд довольно очевидного, вопроса.
Современные лаборатории НИИ биологии.
Фото: Максим Тимофеев
Новости Прибайкалья - в Вайбере. Только эксклюзив! Подписывайтесь!
