Болевые точки учебников истории

Здание нашей истории долго и незыблемо было таким величественным и монолитным, что, разрушенное вместе с развалом СССР, оно еще сохранилось в головах старших поколений россиян как незабываемый образ. И никакие другие, тем более неравноценные, модели истории сознание и подсознание очень и очень многих людей принимать не хотят. В этом, наверно, коренятся и природа массового отторжения нынешних учебников, и стереотипное мнение, что в них наше давнее и особенно недавнее прошлое представлено преимущественно в черном цвете.

На самом деле столь мрачная картина была актуальна по меньшей мере десять лет назад, когда эра плюрализма вынесла в прямой эфир и на книжный рынок не только множественность мнений и противоположных суждений, но и потоки совершенно очевидного информационного мусора, скандальных разоблачений, сомнительных откровений, дешевых сенсаций. Лихо закрученные биографии некоторых действующих лиц и творцов российской истории больше смахивали на тайно собранные шантажистами досье с компроматом.

Различить в этом мутном потоке чистые воды исторической правды и зловонный слив заведомой лжи было далеко не просто. К тому же опровержение и развенчание старых мифов сопровождалось очень бурным новым мифотворчеством. Когда миллионы людей чувствуют себя обездоленными в настоящем, не ждут добра от будущего да вдобавок им массированно вдалбливают, какой, дескать, зловонной ямой было их прошлое, поневоле возникает потребность в мифах. Не случайно так популярны сегодня нескончаемые, как мексиканские сериалы, книги А.Т. Фоменко и Г.В. Носовского, предлагающих не столько новую хронологию, сколько новую мифологию.

"Одно уголовное дело"

Между прочим, Россия и весь славянский мир выглядят с подачи названного авторского тандема весьма достойно, чем, возможно, в немалой мере объясняется его феноменальный успех у читателей. Больше того, фоменковские фолианты вполне могут восприниматься как утешительный приз после бесчисленных публикаций, в которых наше Отечество выводилось то как безнадежно отстающее от цивилизованной Европы, то как догоняющее ее. Не загадка ли, как оно, дефективное и неполноценное, выстояло, никому не дало себя ни завоевать, ни покорить, стало пионером в освоении космоса и т.д.?

Передел нашего прошлого во взрослом мире разворачивался широко и стремительно. Но у всех, кто был связан со школой, от переоценки ценностей голова шла кругом: не по чему было преподавать и не по чему учиться. В ход шли журнальные и газетные публикации, брошюры "в тему", пособия-скороспелки и неизбежный суррогат.

Наконец, появились учебники. Обновленные, а потом и вовсе новые. Работа над ними велась в авральном режиме. Их создатели чувствовали себя спасательной командой и энергично извлекали нечаянную радость из своей, как правило, скоротечной востребованности. Грязная пена, поднятая наихудшими из учебников первой волны, осела. За основу были взяты те, где авторы не спешили что-то отвергнуть, осудить, а прежде всего стремились помочь ученикам понять происходившие события, уяснить их природу, найти причинно-следственные связи между ними.

Полоса "чернухи" в школьной литературе пройдена. Министерство образования очень разборчиво выдает свои "охранные грамоты" на издания по обществознанию, и среди 28 названий, вошедших в перечень официально утвержденных и одобренных (нормативные документы опубликованы в "Вестнике образования" ‹ 3 этого года), нет таких, которые заставили бы испытать пренеприятное для гражданина любой страны чувство унижения своей историей.

И все же премьер М.М. Касьянов не без повода озаботился состоянием школьных учебников по отечественной истории. Ф.И. Тютчев остроумно подметил: "Русская история до Петра Великого сплошная панихида, а после Петра ... одно уголовное дело". Похоже, в теперешних учебниках это положение взято за основу. Велико впечатление, что чуть ли не во все времена Россия переживала одно и то же: провалы, хождение по мукам и кругам скорби. Да еще тяжкой могильной плитой навалились на нее три революции, гражданская война и почти вековой тоталитарный режим. Кто спорит, Россия торила свой путь отнюдь не по укатанным и усыпанным розами или лаврами дорогам. Трагического, скорбного, горького в нашем прошлом немерено. Но разве это повод акцентировать внимание только на отрицательном опыте? Если все было бы так безысходно, заунывно и беспросветно, наши предки вряд ли сохранили неиссякаемый заряд оптимизма.

Сами собой всплывают в памяти пушкинские строки: "Уважение к минувшему - вот черта, отличающая образованность от дикости". К сожалению, мы не только переступили через эту черту, но даже того и не заметили. Выведение белых пятен, за которое в перестройку дружно и рьяно взялись все, кому не лень, и историки, увы, далеко не в первую очередь и не в первых рядах, вылилось местами в охаивание и шельмование нашего прошлого, в насмешливо-снисходительное отношение к людям старших поколений, прошедших вторую мировую войну и заслуживших благодарность, восхищение, сочувствие, наконец, но никак не пренебрежение и презрение.

Речь не о том, каким путем шла, идет или пойдет наша страна, какой - ошибочный или нет - она сделала выбор.

Не пристало нам отмахиваться от прошлого, а уж стыдиться его - все равно что стыдиться престарелых родителей. Коль скоро история - это биография страны, элементарная политкорректность по отношению к ней столь же естественна, как личная гигиена.

Для кого "кирпичи"?

Школьных учебников по истории России сегодня более чем достаточно. Казалось бы, что плохого, когда учебников много, а у ученика и учителя - завидный выбор?

В отличие от советского времени, в школе сейчас не линейное, а концентрическое преподавание предметов, и истории тоже. Иначе говоря, одна ступенька - это ознакомление с историей, а другая - уже попытка самостоятельного постижения и осмысления ее. Задумано красиво, но светлый замысел и реальность - разные вещи. Что вышло на деле? Два блока учебников, где во втором более пространно, сложно и детально повторено то, что было в первом. Мало того, среди учебников для средней возрастной группы есть такие, которые активно включают школьников в историю, заставляют размышлять, рассуждать, шевелить мозгами, и, наоборот, книги, адресованные старшеклассникам, в большинстве своем им "не по уму", перегружены информацией, безнадежно скучны, неподъемны.

Для кого же изданы, на кого рассчитаны эти "кирпичи"? Даже если в качестве абсурдной догадки допустить, что наша школа нацелена выпускать сплошь будущих историков, спасибо за предоставленный им комплекс учебников они не скажут.

Создать учебник - задачка не из легких. Утверждаю это со знанием дела, ибо сам принял участие в работе над "Рассказами по родной истории" для 5-го класса, выдержавшими три издания.

Сейчас в методике отдано предпочтение интегрированному подходу, когда российская история рассматривается в контексте мировой. Т.е. информация укладывается в обширные географические и достаточно протяженные хронологически блоки, в которых желателен примат отечественной истории, но фактически он может быть, а может не быть. Некоторые учебники так и озаглавлены: "История России и мира", "Россия и мир", "Российская цивилизация". Такая позиция и такая модель исторического образования и современны, и оправданны, и давно апробированы на Западе. Учителя их, правда, невзлюбили, но кто когда с ними считался и прислушивался к их голосу? К тому же учителя тоже разные, и их мнения расходятся.

Само по себе параллельное изучение отечественной и зарубежной истории не смущает. Но верно ли делать на него ставку как на приоритетное и именно с него начинать? Не логичнее ли открывать детям историю, отталкиваясь не от древнего Египта или Греции, а от нашей матушки России? Разве не закономерно, что родная история, как и родной язык, родная литература, на пороговом уровне первична?

Но на поверку выходит иначе. Так, экспериментальный курс "Путешествие в историю" утвержден как стабильный. Это была одна из первых ласточек запущенного в 1995 г. и профинансированного Соросом проекта "Обновление гуманитарного образования в России". Отрадно, что подготовленные в рамках проекта учебники Е.В. Саплиной и А.И. Саплина "Введение в историю" для 2-го и 3-го классов получились и занимательными, и красочными. Только вот размылась, растворилась в них родная история.

И что, кроме путаницы и неразберихи, останется в головах третьеклашек, если понятия "Русь" и "Древняя Русь" вводятся как уже хорошо известные, хотя предварительно никаких ориентиров в пространстве и времени ученики не получили.

Начальная школа - поистине начало начал, фундамент. И стоит принять во внимание, что предметное преподавание истории ждет школьников в виде курсов Древнего мира и Средних веков и лишь потом настает черед Руси и России. Стало быть, пропедевтика (введение в науку) хотя бы с точки зрения формальной логики должна бы исходить из родной почвы и базироваться на материале своей истории. Что и было в старой России и в СССР, но от чего отказались в нынешней школе.

Писать для младших школьников очень трудно. Особенно писать внятно, доступно и увлекательно. Спору нет, упомянутые авторы хорошо потрудились, но, безусловно, поработать еще есть над чем. Нет-нет да попадаются странные, озадачивающие пассажи. Не знаю, как дети, а взрослые наверняка не возьмут в толк и не разберутся, что имеется в виду в следующем абзаце: "Интересно отметить, что на Руси мужская и женская одежда по покрою не отличалась друг от друга" ("Введение в историю". - М.: Изд. дом "Дрофа", 1995). В чем, спрашивается, тут соль или курьез? Ведь носили мужчины и женщины, как явствует из текста, не одно и то же. К чему же тогда делать акцент на нюансах и тонкостях?

Тревожит, что в учебниках "Первые страницы истории" (М.: Российский институт непрерывного образования, 2000) и "Введение в историю" для 4-го кл. (М.: Изд. дом "Дрофа", 1997) тех же авторов сообщается, что "Повесть временных лет" - первая летопись на Руси, а вотчины изначально принадлежали боярам и дворянам. Но "ПВЛ" - не первая летопись, а свод более ранних; бояре же и дворяне не одно и то же, как разные вещи вотчина и поместье.

К чему мелочные придирки? Да к тому, что, может, именно здесь, на первой ступеньке исторического образования, закладывается отношение к предмету. И чем внимательнее и бережнее мы введем ребенка - будущего гражданина - в мир родной истории, тем будет лучше и ему, и нам.

"Мир не сад"

"Начинка" и "дозировка" истории в школе, или наполнение, содержание курсов, посильный объем дат, фактов, имен, понятий - очень серьезная и не только методическая проблема. Она всегда была и будет камнем преткновения. И от того, что учебная программа теперь называется Государственный образовательный стандарт, суть дела не изменилась. Как тут не вспомнить саркастическое высказывание классика В.О. Ключевского: "В нынешней школе учатся только для того, чтобы разучиться что-нибудь понимать" (повторяемость ситуации поистине достойна России и опровергает заблуждение о благостной картине в сфере образования в эпоху царизма).

Почему-то, как только добрые тети и дяди берут на себя нужную и благородную миссию что-либо привести в соответствие с запросами времени, усовершенствовать, кардинально сократить и урезать, чтобы разгрузить детей, они их, бедных, обязательно еще больше нагружают. Не оттого ли, что всяк по-своему понимает, что есть главное, а что второстепенное? Сортировку материала можно производить самыми разнообразными способами. Надо только задать критерий упорядочивания. А они разные. И жаль, что переосмысление истории у нас грозит перейти в ее приватизацию или смахивает на банальную пересортицу, то бишь перевод товаров из одного сорта в другой.

Кто бы возражал против учебников хороших и разных?! Но они - наперечет. Что естественно, ибо "товар" штучный. О добротных, состоявшихся учебниках еще будет сказано, хотя деление на хорошие и плохие применительно к ним не подходит: все изначально по природе своей противоречиво: то, что хвалят и превозносят одни, ругают и не приемлют другие. А у учебника отечественной истории функциональное предназначение - не разъединять, а консолидировать нацию, нести такую информацию, такие знания, чтобы юные россияне с малых лет не впутывались в идейную конфронтацию и взрослые разборки.

К счастью, учебная литература, отражая широкий спектр разных, подчас диаметрально противоположных мнений, недолго была местом жарких схваток между непримиримыми сторонами. Совершенно очевидно и не требует доказательств, что достоинства учебной книги определяются не тем, кто из авторов изощреннее пнет Ленина или возвеличит Сталина, и не тем, насколько цветисто воспета или изничтожена перестройка, а тем, чтобы после чтения с души не воротило и оторопь не пробирала. Бесспорно, прав Н.М. Карамзин: "...История не роман, и мир не сад, где все должно быть приятно: она изображает действительный мир".

Однако историк все же не патологоанатом, а если он пишет для школы, то тем более обязан предъявить не умело препарированный труп Отечества, а живую натуру.

Как для матери особенно дорог тяжело ей давшийся, с трудом выхоженный ребенок, так для русского сердца история Отечества даже и в самые критические моменты и на самых крутых поворотах не бесславна. И ни кровавые распри и усобицы, ни монгольское владычество, не самодержавно-крепостнические устои, ни террор и репрессии сталинщины, ни другие горестные и трагические страницы не низводят наше прошлое до непрерывной череды братоубийств, не "опускают" до тюремно-лагерного беспредела.

Прошлое России никогда не походило на райские кущи, но у нашего народа есть основания гордиться своей историей хотя бы потому, что он ее выстрадал.

Если вам сплошь и рядом упорно твердить, что вы урод, порочный тип с наклонностями дегенерата и маньяка, то даже при высокой самооценке вряд ли вы будете чувствовать себя браво и комфортно. Не сейчас сказано: "Не выноси сор из избы", "Не плюй в колодец - пригодится воды напиться". Зачем нарушать эти народные заповеди? Не лучше ли следовать им, как наши новые заокеанские друзья-американцы, у которых все всегда "о`кей". И история у них выглядит, как новая стодолларовая бумажка, и каждая ее глава обязательно кончается хеппи-эндом.

Даже трагическую отметку 11 сентября 2001 года США миновали, сохранив традиционный оптимизм и непоколебимую веру в свои силы. Мы же привыкли начинать историю снова и снова. Всякий раз - с чистой страницы, будь то крещение Руси, реформы Петра I или Октябрьская революция. А то, что было раньше, как бы и не наше и не считается. Но так не бывает. В истории все идет в зачет.

В заокеанских учебниках вся мировая история крутится вокруг США. И это при том, что Америке не многим более 200 лет!

Наша попытка соотнести отечественную историю со всемирной, рассматривать ее как составную часть и движение в одном направлении с другими странами совсем непохожа на американский опыт. И в первую очередь тем, что в Штатах отнюдь не страдают комплексом неполноценности и не прилагают усилия, чтобы обрести свою самотождественность в противостоянии "другим". Встраивание России в мировые цивилизации по большей части принимает хорошо известную форму "врезок". Происходит это по той причине, что российский материал служит как бы инкрустацией, которую по вертикали или по горизонтали вставляют во всемирно-исторические процессы, но он все равно остается извне, а не внутри. И почему-то постоянно топорщится острыми углами, выступает за рамки, не укладывается не только в общемировое, но даже и в европейское ложе, производя впечатление некоего инородного тела.

Читаешь, например, про русского крестьянина, у которого в силу природно-климатического фактора нет "ярко выраженной привычки к тщательности, аккуратности в работе и т.п." ("Россия и мир: Учебная книга по истории" / Руководитель авторского коллектива А.А. Данилов. - М.: Владос, 1995), и удивляешься, как это еще наши победы в обеих Отечественных войнах не приписаны "генералу Морозу", как в западной историографии.

Взывая к музе Клио

Не берусь однозначно сформулировать, каким быть учебнику отечественной истории, что должно осесть в сухом остатке, но, уверен, что нельзя превращать его ни в доску почета, ни в стену плача, ни в криминальное чтиво, ни во все вместе взятое. Это, во-первых.

Во-вторых, учебник не должен быть книгой для взрослых. Обычно в учебной литературе для школьников младшего или среднего возраста еще так сяк ощущаются старания упростить изложение, придать ему речевую красочность, но на старшеклассников эти усилия распространяются редко. Их "грузят" уже по-взрослому. Потенциальным авторам обязательно нужно представить, как воспримут не только текст в целом, но и каждую написанную ими строчку в отдельности ученики. К сожалению, бодрые аннотации, обещающие, что в том или ином издании материал подан интересно и доступно, как правило, лукавят. Откровенное занудство - вот что за редким исключением есть на деле и что неистребимо. Если ученые мужи, которым доверена почетная, но сверхтрудная миссия создать учебник, не в силах отказаться от академического языка, каким принято писать монографии, значит, в качестве авторов они не подходят, какими бы уважаемыми и заслуженными ни были.

С языком вообще творится что-то неладное и непонятное. История так до конца и не вернула себе дооктябрьский статус гуманитарной дисциплины, отнюдь не чуждой ни высокой, ни изящной словесности. Старорежимный оборот "писатели русской истории" не был фигурой речи - изложение в самом деле было увлекательным, образным, а иногда и захватывающим. Но у народившейся советской историографии сформировался другой "почерк": "казенный стиль", сухое перечисление фактов, бедный и скудный словарь, набор схем, клише, общих мест, как в инструкции по противопожарной безопасности. Это не могло не привести к перерождению и удручающему ускучнению старейшей и интереснейшей из наук, которую, между прочим, древние причисляли к искусству, почему ей и покровительствовала одна из девяти муз - Клио. В современных учебниках непобедимая железобетонность языка, чуть разбавленная беспомощным "оживляжем", - серьезный барьер, препятствующий восприятию. Даже в далекой республике Мали защищают диссертации, посвященные тому, как адекватнее отразить стилевое разнообразие и лексическое богатство русской речи. А российская школа никак не избавится от книг, где стилистическая зажатость соседствует с половодьем канцеляризмов, штампов, бесконечных глаголов типа "являться" и "иметь место" и где царит удручающая литературная блеклость и бесцветность.

Ежели и промелькнет редкий языковой изыск, то сразу вызывает недоумение спорностью и сомнительностью. Например: "Сжатая пружина стремления к власти начала в нем распрямляться". Не подумайте, что эту фразу, пытаясь сказать об умении И.В. Сталина неуклонно идти наверх и добиваться своего, породил В.С. Черномырдин. Нет, она извлечена из учебника В.А. Шестакова и др. "История Отечества, XX век" для 9-го класса (М.: Просвещение, 2000. - С. 262), где присутствует не иначе как "красивости ради".

Об объемах и уровне сложности учебников разговор особый. Пугающий массив информации, избыточность текста, чрезмерность мелких фактов не могут быть оправданы и мотивированы ничем. К примеру, в том же учебнике по истории России для 9-го класса концентрация дат, имен, географических названий, цифр вкупе с наименованием фронтов, сражений, военных операций обескураживает сама по себе, а в соединении с "парадом" произведений литературы и искусства и т.п. в разделах о культуре память учащихся подвергает совсем уж непосильному испытанию. Учебник - не энциклопедия, не справочник и не может объять и охватить все на свете. И главы по полсотни страниц каждая, как в учебнике В.П. Дмитренко и др. "История Отечества. ХХ век. 11 кл." (М.: Дрофа, 2001), - без сомнения, явный перебор.

Продраться сквозь частокол тяжеловесных фраз к заложенной в них мысли подчас не легче, чем в сказке - к сундучку с заветным яйцом, где таилась Кащеева смерть! В учебном пособии М.Н. Зуева "История России. ХХ век" для 10 - 11-го кл. (М.: Дрофа, 1995) в огромный абзац из 25 строк уложено одно-единственное (правда, разбитое на пункты) предложение.

Пока дойдешь до его конца, забудешь, о чем говорилось в начале. Поскольку же стилистика вообще не самая сильная сторона автора, остается только посочувствовать старшеклассникам, которым то и дело приходится преодолевать речевые периоды типа: "Вследствие роста покупательной способности крестьянства после уплаты сельхозналога, снижения отпускных промышленных цен кризис сбыта был вскоре ликвидирован".

Малая часть истины

На этом фоне обнадеживающе прозвучал пассаж А.П. Богданова из предисловия к его собственному учебнику "История России до Петровских времен. 10 - 11 кл." (М.: Дрофа, 1996): "Учебник - малая часть Истины. В нем лишь важнейшие знания об истории наших предков..." Поначалу книга располагает к себе недурным слогом, изобретательностью, новизной подхода. Но потом вдруг сталкиваешься с причудливым соединением факта и вымысла, реального и легендарного. Оказывается, знаменитый Александр Македонский состоял в переписке с русскими князьями Воликосаном, Асаном и Авесханом. В художественной литературе такой эпистолярный мост, возможно, был бы в самый раз, но для учебника подобные прихотливые фантазии и вольности неуместны.

Не в пример названному учебник для 6 - 7-го классов А.А. Преображенского и Б.А. Рыбакова "История Отечества" (М.: Просвещение, 1997) академически добротен, удобочитаем, но почти весь его листаж поглотили социально-экономические и политические компоненты. В результате остро недостает "человеческого фактора", увязанного с духовной и материальной культурой - бытом, нравами, обычаями, картинками из жизни.

Констатацию отсталости России, постоянных напоминаний о том, что она "оставалась бедной страной, отягощенной пережитками крепостнической экономики" (Зырянов П.Н. "История России, XIX - XX начало XX вв." Учебная книга для 8 - 9-х кл. - М.: Антиква, 1998), не найдешь лишь в редких учебниках.

Точно так же любые положительные сдвиги, преобразования, шаги вперед почти непременно сопровождаются глубокомысленными ремарками об ущербности, недостатках, половинчатости и прочем несовершенстве предпринятых усилий, словно был широкий выбор и могло быть как-то иначе, но причастные к делу повели себя нерадиво и пренебрегли имеющимися возможностями (там же; см. также: Н.В. Загладин. "Всемирная история. История России и мира с древнейших времен до конца XIX века". Учебник для 10-го класса основной школы. - М.: Русское слово, 2001).

Подобную концентрацию обязательных "минусов" рядом с "плюсами" можно бы назвать диалектическим подходом, не носи она явных признаков модернизации истории. Не только профессионалы знают, что этот термин означает осовременивание прошлого, перенос туда из настоящего оценочных суждений, наделение людей, живших давным-давно, сегодняшними ценностными ориентациями и т.д.

Не украшают учебники невнятность формулировок и туманность смысла, когда текст превращается в головоломку. Например, из "Истории Отечества, ХХ век" В.А. Шестакова и др. (М.: Просвещение, 2000) трудно и мудрено понять, на самом ли деле СССР был супердержавой или это Сталин сумел добиться для возглавляемого им государства "ранга супердержавы".

В большинстве своем действующие учебники перегружены материалом и страдают диспропорциями. Рассчитывать, что разобраться в нагромождениях событий, явлений, фактов смогут сами школьники - трудно. И ни вопросы и задания, ни словарики с разъяснением терминов тут не помогут.

Дело не сводится только к непомерным объемам. При прежней моноконцептуальности ученики даже без помощи учителя ориентировались в системе базировавшихся на марксизме исторических координат.

Рецидивы советской догматики тоже живы-здоровы и постоянно дают о себе знать. Скажем, по "Истории Отечества. ХХ век" В.П. Дмитренко и др. (М.: Дрофа, 1995), Февральская революция как бы сама пришла, а вот Октябрьская - жестко детерминирована, предрешена и предопределена. Тут не то что ученику - учителю простительно спасовать. Особенно при отсутствии столь фундаментальной, как была раньше, методической опоры.

Провозгласить замену понятийного ряда, традиционно определявшего содержание, образным было, конечно, куда легче, чем осуществить эту задачу. Не всякому автору учебника, а тем более - учителю она по плечу. Кто-то может доходчиво, не прибегая к специальным терминам, объяснить суть той или иной вещи, а кто-то успешно сделает то же самое, но введя соответствующее понятие. Но "втемную" использовать историческую лексику, не раскрыв, что стоит за незнакомым словом, примерно то же, что разрешить ребенку проглотить конфету вместе с фантиком. В учебнике Б.Г. Пашкова "История России с древнейших времен до конца ХVII века" для учащихся 6-7-х классов (М.: Дрофа, 1999) школьникам предлагаются термины "обмирщение культуры", "всероссийский рынок" и др., которых они не знают и которые правомерно, как встречающиеся, впервые разъяснить и прокомментировать.

Вне понятийного поля, вне круга устоявшихся определений, несущих конкретную смысловую нагрузку, легко превратить историю в игру слов, тем более что ее и без того нередко презрительно называют болтологией. Не потому ли, что история заимствовала из политики так называемые двойные стандарты? За примерами далеко ходить не надо. Период преобразований императора Александра II вошел в историю как эпоха Великих реформ. Именно в это время Россия совершила крутой поворот от традиционного аграрного к индустриальному обществу, вышла на четвертое место в мире по валовому национальному продукту.

И тем же титулом реформы в теперешней учебной литературе безоговорочно именуются акции 1991-1997 гг. Т.е. конструктивное и деструктивное оказались одинаково названными и признаны явлениями одного порядка. Чтобы в этом удостовериться, достаточно обратиться к учебнику А.А. Данилова и Л.Г. Косулиной "История России, ХХ век", в котором девальвированное послушными СМИ слово "реформы" применительно к недавнему семилетию употребляется неоднократно: "Программа реформ", "Первый год реформ", "Корректировка курса реформ" "Первые итоги и уроки реформ". Есть и уточнения, в чем заключались и к чему сводились реформы: "В результате освобождения цен с 1 января 1992 г. денежные средства населения были, по существу, конфискованы"; "...центральным положением реформы стали новые цены... Они выросли в 100-150 раз, в то время как средняя зарплата лишь в 10-15 раз". После этого запоздалое заверение, что главным итогом первых лет реформ "стало формирование потребительского рынка, относительная финансовая стабилизация..., поощрение предпринимательской деятельности как основы будущего экономического возрождения страны", воспринимается скорее как демагогическое, чем убедительное.

Стране, нежданно-негаданно перебежавшей от недостроенного мифического коммунизма к не менее несбыточной демократии, потребовались новые учебники истории. Вполне очевидно, что сегодня рыночная экономика, правовое государство и демократическое общество обрели образ "заветной цели" и заняли то самое место, которое занимал "коммунизм". Жизнь, как водится, придумала новые песни, и теперь, уже стремясь к "капитализму", нужно претерпеть любые долговременные и временные лишения. Т.е. история в очередной раз перекраивается вразрез с национальными идеалами и традициями, ценностями российской культуры.

"Несчастье избыть"

Как приблизить историю, сделать ее "живой" и осязаемой, а не абстрактной и книжной? Верный путь нашли те авторы, которые подобно Л.М. Ляшенко ("История России. XIX век" для 8-го кл. - М.: Дрофа, 1998) попытались "очеловечить" историю, показать ее через конкретных людей, их дела, поступки, помыслы, заботы. Хорошо продуманные и приятно удивляющие свежестью и небанальностью вопросы и задания, оригинальные рубрики типа "Историческая разноголосица, или Кто прав?" тоже стимулируют интерес к предмету.

Похвального слова заслуживает учебник для 9-го класса Л.Н. Жаровой и И.А. Мишиной "История Отечества. ХХ век" (М.: ЦГО, 1999), построенный так, что втягивает школьников в происходящее, не дает им остаться равнодушными.

Выскажусь в защиту пафоса и патетики в учебниках. Воодушевление и взволнованность историческим текстам для детей не помеха. Важно только не переборщить. Ведь как получается? С нагнетанием бед и невзгод у нас все в порядке. А доходит до судьбоносных свершений, знаменательных достижений, достойных деяний - вроде и гордиться нечем и любить нечего.

История всегда подходила к западноевропейцу и россиянину с разными мерками, ставя их в неравные условия. У нас человек чувствовал себя куда менее комфортно и защищенно, чем француз или датчанин. Уж какие там права человека - быть бы живу! Давайте вслед за Пушкиным исходить из того, что у нас такая история, какая есть. Другой Бог не дал. Чем богаты, тем и рады.

Где центр тяжести в учебниках по родной истории, что поставить во главу угла? На эти вопросы, пожалуй, на все времена ответил многомудрый Иван Ильин. Особенности исторического пути России он видел в непрерывном отстаивании ее независимости и суверенитета: "История России есть история муки и борьбы: от печенегов и хазар до великой войны двадцатого века".

И еще философ кратко, но исчерпывающе раскрыл, в чЈм состоит своеобразие нашей истории: "Из века в век наша забота была не о том,как лучше устроиться или как легче прожить;но лишь о том,чтобы вообще как-нибудь прожить,продержаться,выйти из очередной беды, одолеть очередную опасность; не как справедливость и счастье добыть, а как врага или несчастье избыть..."