X-Files на ОРТ (в час ночи с 11 на 12 ноября)

эпизод 7х07 - Orison (Орисон).

Помнится, Картер как-то давно, еще в конце 4-го сезона, заметил, что в X-Files никто не исчезает бесследно и всегда есть шанс на появление давно "отработанных" персонажей. Даже тех, кого вроде бы уже давно убили, сожгли и прах по ветру развеяли: в конце концов, на крайний случай у них ведь остается возможность являться в виде призраков или уподобится многочисленным персонажам фильмов ужасов и сбежать из Ада, чтобы и в последующих сезонах отравлять жизнь всем и каждому. Ну а уж тем, кто еще пребывает в мире живых, просто сам Бог велел рано или поздно вновь напомнить о себе! Особенно это касается разного рода маньяков, которые в свое время имели какие-либо виды на Скалли. А таких подавляющее большинство, ибо, по статистике, любой маньяк, с которыми имеют дело наши бравые агенты ФБР, рано или поздно попытается наложить лапы на сексапильного рыжего агента, и любой пришелец/мутант, которому удалось принять вид ее смазливого напарника, рано или поздно заявится к ней в гости с далеко идущими намерениями.

Примеры? Ну вот, например, некто Юджин Тумс, прославившийся своими акробатическими трюками в вентиляционных отверстиях: будучи надежно усажен за решетку в эпизоде 1х02, он уже к концу сезона (в эпизоде 1х20) каким-то непостижимым способом выбрался оттуда и немедленно принялся за старое. По второму разу он, правда, к Скалли не вязался, но зато доставлял отделу "Секретных материалов" массу очередных неприятностей. А Роберт Моделл, который в середине 3-го сезона едва не прикончил Скалли руками Малдера? Все были уверены, что он того гляди помрет, если не от раны, так от своей опухоли, и что? Едва год миновал, как он опять напомнил о себе. Правда, справедливости ради следует заметить, что основные проблемы на сей раз создавал не он сам его сестра…

Ну, а на сей раз пришел черед Донни Пфастера напомнить о себе. Как, вы не помните Донни? Да это же тот самый фетишист грустного облика, который во времена второго сезона сперва разбирал на запчасти трупы миловидных девочек, а потом покусился на рыжую челку и наманикюренные ноготки агента Скалли! За такое извращение его, разумеется, сперва немного попинала сама Скалли, а потом появился злой и нервный Малдер, напоминающий в этот момент "ужас, летящий на крыльях ночи", и быстренько его повязал.

Ну а потом Донни, как это заведено в законопослушной Америке, быстренько посадили в макси-мально защищенную тюрьму, предназначенную, как видно, для всяких гениев преступ-ного мира. Однако, чтобы заключенные в этой тюряге уж совсем не падали духом, к ним приставили некоего преподобного Орисона, который, как видно, в молодости мечтал стать Павловым или, может, профессором Преображенским… Одна беда - собаки или какой другой зверушки для вырабатывания условных рефлексов у него под рукой не оказалось, а кроме того, он проникся идеей Борьбы со Вселенским Злом и решил, что если уж на ком и ставить эксперименты, так это над заключенными. Тем более что все знают, что мозг среднестатисти-чес-кого бандита по объему примерно соответствует мозгу макаки-резуса после проведения насильственной вивисекции, но в наши дни достать преступника куда проще, чем макаку-резуса или даже порядочную собаку. Так что Орисон преступил к экспериментам и в ускоренные сроки достиг очень неплохих результатов, во всяком случае, научился изображать зловеще-пристальный гипнотизирующий взгляд не хуже самого Кашпировского. И заключенные у него работали не хуже, чем собака Павлова: по кодовому слову "Аминь!" дружно топали ногами и хлопали ушами. И только Донни Пфастер, у которого последнюю мозговую извилину спрямило еще в детстве под дружным воздействием мамочки и сонма сестричек, на кодовое слово не реагировал, а только сидел себе в углу, напускал на себя вид зловещий и таинственный, да писал прощальные письма уехавшей крыше. И преподобный Орисон (который был хорошим психологом и знал, что идеология табуретки несовместима с заскоками рядового фетишиста и при обращении вызывает неустранимую ошибку, приводящую к прочному зависанию нервно-мозговой системы) понял: тут нужен другой подход!

И вот однажды, когда заключенные, искренне сожалеющие о своем необдуманном поведении, приведшем их в тюрягу, вкалывали на текстильной фабрике, напевая про себя глубоко-мыслен-ную песенку: "Слава! Аминь!", произошел несчастный случай. Один из заключенных, нарезав-ший чего-то на специальной машинке, вдруг отрезал себе пальцы, и сделал это как раз в тот момент, когда охранник докопался до Донни Пфастера. Все, включая заключенных, тут же кинулись поглазеть на это дело, и пока они пялились на фонтаны крови, бьющие из рук бедолаги, Донни пожал плечами и пошел себе… И пошел, и пошел… И так хорошо пошел, что потом никто уже не мог понять, куда это он подевался, так что пришлось составлять акт о побеге из тюрьмы особо строгого режима. И это, как легко догадаться, послужило началом страшных событий, развернувшихся в мирной городской тюрьме, и далее на улицах города… Но не будем забегать вперед.

Поскольку описанное зловещее предзнаменование, как легко догадаться, осталось неизвест-ным для большей части населения мира в целом и для наших любимых агентов в частности, для Скалли некие высшие силы устроили отдельное знамение. Той же ночью - и в тот же самый час, когда Донни ушел своим путем - Дана проснулась от того, что ветер ворвался во внезапно распахнувшееся окно и раскрыл ее Библию, лежавшую на ночном столике (интересное чтение на ночь, не правда ли?). А попутно тот же ветерок отрубил электричество, и часы Скалли малость глюкнули: в тот момент, когда она посмотрела на них, табло высвечивало 6:66, но потом все вроде наладилось, и оказалось, что времени всего-то 6:06, и ни секундой больше.

Ну а утром Малдеру сообщили, что тот самый мужик, которого они со Скалли засадили вроде как пожизненно, выпорхнул из своей клетки и теперь не будут ли они так любезны, чтобы поймать его заново. Малдер в ответ на это заметил, что надо было тогда не только запереть этого маньяка, но и потерять ключ, а так теперь опять придется гоношиться и тратить деньги налогоплательщиков. Но делать нечего - они со Скалли заявились в тюрьму, чтобы допросить всех и каждого в этом заведении. И Скалли, истинная католичка, первым делом наведалась в тюремную часовню - вероятно, просто потому, что там играл неплохой блюз, доносившийся бог весть откуда, потому что больше в этом помещении делать было абсолютно нечего. Малдер же воспользовался тем, что они, наконец, остались одни… О, не поймите превратно, он просто попытался отговорить ее от участия в этом деле и велел ей отправляться домой. Вероятно, он просто не подумал о том, что запрещать что-то Скалли - это самый верный способ заставить ее сделать это. И разумеется, она сказала ему, что должна остаться потому, что это ее долг, и к тому же это самое обычное задание, и вообще ей просто не хочется уходить. И конечно, Малдер не нашел, что ей возразить.

Потом агенты наконец-то собрались допросить всех заинтересованных лиц и выяснили, что Пфастер скрылся из-за того, что один из заключенных отрезал себе палец, причем даже это оказалось липой: все пальцы у того парня оказались целы, и ему только померещилось, что он порезался, и всем остальным тоже померещилось, так что налицо Folie A Deux - обоюдное помешательство. Впрочем, заключенный, из-за которого вчера поднялся весь сыр-бор, считал, что на самом деле с ним случился несчастный случай, а спасло его только вмешательство Божие, и потому слава Ему, аминь! Тут сработал условный рефлекс и парень по старой привычке начал топотать, а Малдер, как опытный психолог, это заметил и немножко поразвлекался: поднимал и опускал ладонь, а заключенный распевал свое "Слава!" и прито-пывал в такт. Потом Малдер опробовал тот же метод на Скалли, но у него ничего не вышло и стало понятно, что Кашпировским ему не бывать. Тут-то Малдер и заподозрил, что дело нечисто и не обошлось без гипнотического внушения. Затем он сообразил, что за последнее время было совершено уже несколько побегов, и со всеми исчезнувшими заключенными общался один и тот же тюремный капеллан. Но едва он собрался умчаться на исповедь, как из вентиляции снова послышалась все та же песенка "Don`t Look Any Further", которая вспугнула Скалли. Она, видите ли, не слышала эту песенку со времен начальной школы, а тут ее играют как первый шлягер на деревне, и это ее насторожило. Малдер над ней только посмеялся, а зря…

А в это время Донни Пфастер, слегка ошалев от свалившейся на него свободы, бродил по улицам города и дышал свежим воздухом, потихоньку строя планы на будущее. Он заглянул в какую-то забегаловку, где какая-то девица нетрудного поведения с ходу предположила, что он так голоден, что ему и переночевать негде, и намекнула на то, что ей как раз нужна грелка для постели. Донни был, в общем, не против, хотя явно предпочел бы не ее, а официантку, потому что уже успел разглядеть ее ярко-красные ноготки и прикинул, что для его коллекции они будут в самый раз. Но он решил, что для начала хватит и девицы, и предложил сделать ей маникюр, потому что ручки у нее выглядят не очень - синие какие-то и неухоженные. Однако тут появился преподобный Орисон, который, прикинувшись гласом свыше, обвинил Донни в неблагодарности и сообщил, что если его что и спасет, так только милость Божия. Донни было откровенно наплевать, но тут к кафе понаехала полиция и он решил, что разумнее исчезнуть, пока Бог не передумал и его опять не заловили. Поэтому он предложил преподобному сделать что-нибудь и тот дал ему ключи от машины, а сам заладил свое коронное: "Слава! Аминь!", и когда вошла полиция, посетители кафе устроили битву тарелками с едой. Пока полиция отвлекалась на них, и священник, и преступник исчезли. Однако преподобный далеко не ушел: его шваркнули автомобилем и он остался истекать кровью на асфальте, а Донни умчался на его машине вместе с той девчонкой из кафе - и когда только он успел ее прихватить?

К тому времени, как на место действия подоспели Малдер и Скалли, полиция уже успела осознать, что их оставили в дураках, и потому выглядела несколько смущенно. Однако выяснилось, что до полиции тут побывал преподобный Орисон, которого сейчас увезли в больницу. Тут Скалли снова услышала песню сезона, которую крутили в тюрьме, и в очередной раз перепугалась - непонятно только, почему. Заодно песня навела ее на какую-то мысль и она помчалась в больницу к Орисону. Тот начал было по привычке свою любимую лекцию на тему "Бог любит вас", но Скалли это уже и без него знала и не купилась на его медовые речи. Тогда он зашел с другой стороны и поведал ей, что она Верующая и слышит, как Бог говорит с ней, но только не очень его понимает (видно, Бог говорил на родном арамейском), а потому не знает, что ей делать. А ей всего-навсего нужно прислушаться и присмотреться к знамениям, которые повсюду, и все будет в порядке. И он уже почти совсем задурил ей голову, как появился скептичный, как обычно, Малдер и язвительно поинтересовался, как дела у преподобного и как ему удалось эти дела обстряпать. Преподобный свалил все на Господа - дескать, все по воле Его, но Малдер как-то усомнился в том, что освобождение маньяка-убийцы угодно Всевышнему, тем более что этот самый маньяк только что обработал очередную жертву. Фотография жертвы прилагалась; Орисон взглянул и позеленел. Тут Малдер подлил масла в огонь и заявил, что, по замыслу преподобного, должна была умереть, конечно, не девушка, а Пфастер, тем более что опыт у него уже есть - когда-то преподобного уже судили за убийство первой степени. Преподобный спорить не стал, но заявил, что Бог говорил с ним и повелел позаботиться о Донни.

Но поскольку Бог не упомянул, где теперь Донни искать, агенты оставили Орисона в размышлениях и удалились. По дороге они немного поспорили, как верующий с атеистом, и Скалли признала, что не очень-то верит в то, что Бог говорил с Орисоном, но полагает, что сам Орисон в это верит. Однако и признать бредовость Орисоновых идей она отказалась, потому что вспомнила, где слышала тот блюз, который теперь ее преследует: эта песня играла по радио в тот день, когда тринадцатилетней Дане сообщили об убийстве ее учителя из Воскресной школы и она впервые поняла, что в мире есть настоящее Зло. Кроме того, были и другие знамения, а за годы работы в "Секретных материалах" она научилась доверять знамениям, благо их завсегда было в избытке. Малдер заинтересовался и спросил, что же все-таки говорит ей Бог, но ответа не получил и предложил пока поработать земными методами и своими силами, а там видно будет. К тому же у него появилась теория, как преподобный говорит с Богом: у него, как оказалось, опухоль головного мозга, а все потому, что он проткнул себе дырку в голове и теперь мозги у него хорошо проветриваются, но свистящий в черепе сквозняк порождает потрясающие глюки. И эти глюки ему сказали, что если Донни вовремя прикопать на тихом-тихом кладбище, то он больше никого не убьет, а это хорошо. И еще современная наука предполагает, что такая вот вентиляция в голове позволяет делать всякие штуки: например, можно остановить мир и сойти... куда-нибудь. И можно еще многое сделать на пользу обществу, вот только благими намерениями, как известно, вымощена дорога в Ад, что мы и наблюдаем в натуре.

Преподобный Орисон, как видно, тоже это понял, потому что той же ночью сбежал из больницы и отправился искать Воплощение Зла - Донни Пфастера. А Донни в это время обустроился в какой-то плохонькой квартирке скромных таких размеров - комнаты три, не больше - и вызвал себе девочку. Симпатичную такую девочку, рыжую и в красном платье (и такую подозрительно знакомую… надо бы посмотреть, кто ее играл, но по-моему, мы имеем честь наблюдать воскрешение покойной Мелиссы Скалли, что само по себе о многом говорит). Девочка оказалась профессионалкой, была готова почти на все, даже искупалась в ванной, но всему же есть предел! - когда Донни попросил ее вымыть голову, она вполне закономерно воспротиви-лась (и любая женщина поймет - почему: мужчины, а вы хоть представляете, сколько потом нужно времени на сушку и наведение марафета?!) А Донни настаивал, даже попытался вымыть ей голову сам, и тут его постигло жестокое разочарование: ему так понравились ее волосы, почти такие же, как у Скалли, которую ему так и не удалось заполучить, а на поверку оказалось, что это вовсе и не волосы, а парик! Узнав об этом, Донни впал в ярость и совсем было собрался попросту утопить девицу, но та быстренько ткнула его свечкой и сбежала. А вместо нее явился преподобный Орисон и сообщил Донни грустную новость о том, что "Зло должно быть наказано", посадил его в машину и повез… ну, вы понимаете, куда. На то самое тихое-тихое местечко, где, по воле Божией, все должно было закончиться ко всеобщему удовлетворению. Проблема лишь в том, что Донни вовсе не считал, что для него это будет счастливый конец. Сначала-то все шло по плану: Донни стоял на коленях и жалобно хныкал, как раскаявшийся грешник, а Орисон читал ему нотацию о том, что только раскаявшимся открыт путь в царствие Божие. Но в тот момент, когда преподобный уже решил, что его красноречие возымело действие и Донни искренне оплакивает свои грехи, выяснилось, что Донни на самом деле оплакивал самого Орисона. А потом он опять превратился в ушастого девола… то есть демона… ну, в то существо, которое когда-то наблюдала Скалли, и быстренько прикончил священника, чтобы тот, наконец, мог поговорить со своим Богом напрямую, лицом к лицу, так сказать.

К этому времени Маллдер и Скалли уже выяснили, что Орисон сбежал, поэтому труп обнаружили довольно быстро - уже на следующий день. Тем более что Донни сам позвонил в полицию, сообщил о трупе и вроде как пригласил власти устроить на него охоту. Все это, между прочим, практически заставило Скалли отказаться от своих прежних сомнений насчет гласа Божьего и прочих знамений; кроме того, она как-то потеряла осторожность и спокойненько поехала домой. А Донни, между прочим, не забыл, как у него из-под носа увели уникальный экземпляр его коллекции, поэтому он тоже поехал к ней домой, чтобы наверстать упущенное. Там он переложил ее Библию и засел в засаду в туалете.

Скалли, ничего не подозревая, пришла домой, оставила пистолет и ключи на столе (она это все время делает и все время на этом попадается, потому что чертов столик вечно оказывается в самом дальнем углу квартиры, когда на Дану нападает маньяк, так что ей приходится заниматься каратэ, мордобитием и прочими средствами ручной обороны); потом она переоделась в пижаму, и тут часы опять показали 6:66. Она мгновенно догадалась, где тут собака зарыта, но Пфастер уже выпрыгнул из туалета, как чертик из табакерки, и быстренько на нее навалился. Они немножко подрались, потом немножко поругались, но результат все равно был тот, которого и следовало ожидать: Донни сноровисто увязал Дану (причем на сей раз связал ей руки за спиной и спутал ноги: он явно не забыл, как в прошлый раз она бегала по всему дому и связанными спереди руками хватала разные предметы, которыми потом лупила его, Донни, только шум стоял). Потом он запер ее в туалете, а сам пошел готовить ванну, зажигать свечки и вообще создавать романтическую обстановку.

В это время Малдеру позвонил детектив, который тоже занимался побегом Пфастера, и сообщил, что девица, сбежавшая от Донни накануне, дала показания и упомянула, что его жутко разочаровало то, что она не рыжая. Но Малдер пришел уже после этого звонка и, как всегда, не прослушал автоответчик. Потом он пошел чистить зубы и в процессе настраивал приемник; тогда-то он и услышал напугавшую Скалли песенку. На сей раз она напугала и его, он проглотил зубную пасту (хорошо хоть - не со щеткой) и кинулся названивать Скалли. Не дозвонился, конечно, и поехал к ней сам…

Но, пока Малдер соображал, стоит ли ему ехать к Скалли или лучше лечь и отоспаться, а Донни размышлял, какой шампунь лучше использовать для ванны, Скалли начала действовать. Сначала она вскрыла дверь туалета и выбралась наружу. В комнате она закатилась под кровать, чтобы Донни ее не заметил, и занялась эквилибристикой: продела ноги через кольцо связанных рук (причем даже не снимая больших пушистых тапочек), а потом нашла свой пистолет. Как раз в это время Донни закончил свои приготовления и отправился за Скалли, но до туалета не дошел, потому что в квартиру влетел Малдер с пистолетом наготове. Тут куда-то подевался звук и лента тоже начала тормозить; Донни ме-е-едленно повернулся к Малдеру, а тот крикнул ему что-то (как говорят, это была историческая фраза первых полицейских: "Руки вверх!"), но Донни проигнорировал его и обернулся к ванной, откуда показалась потрепанная, но непобежденная Скалли с пистолетом в руке. Малдер снова что-то сказал (не то стандартную в подобных ситуациях фразу "Ты в порядке?", не то предупреждение "Не стреляй!" - в последнем, после всего случившегося, я лично сомневаюсь), но его снова проигнорировали, прозвучал выстрел и Донни рухнул на пол, а Скалли осталась стоять, похоже, основательно напуганная делом рук своих.

Потом, разумеется, прибыла полиция. Полиция непременно прибывает, когда кого-нибудь уже убьют, - таков необъяснимый, но безусловный закон природы. И разумеется, им объяснили, что Донни, бедный мальчик, споткнулся и упал на заряженный пистолет, и так семь раз; а полиция посочувствовала и про себя порадовалась, что хоть одного беглого больше ловить не придется. И только Скалли мрачно бродила по своей слегка разгромленной квартире, обнимая Библию и предаваясь сомнениям. Малдер попытался было ее успокоить и даже сослался на то, что Святое Писание учитывает месть, но это ее не слишком подбодрило. Она ответила, что Донни, без сомнения, был чистым злом, и ее огорчает вовсе не то, что он мертв, а то, что она не знает, кто или что двигало ей, когда она нажала на курок. Может быть, это был Бог. Но может быть, и нет...