Болванский процесс

Беда в том, что наша система образования явно деградирует.

Первым известным историческим деятелем, попытавшимся дать четкую политическую оценку системе образования, был, наверное, Бисмарк. В свое время он сказал, что победу при Садовой, обеспечившую Пруссии лидерство среди германских государств, одержали прусские учителя. Это было лучшим признанием заслуг прусской школы.

Этой весной некто Эрик Ханушек и Лудгер Воесманн из Стэнфордского и Мюнхенского университетов опубликовали в журнале "Education Next" доклад на примерно такую же тему. Сопоставив объемы ВВП 50 стран с результатами международных тестов ОЭСР, измеряющих уровень знаний школьников по математике и естественным наукам за 1964-2000 гг., они доказали: разница в темпах роста ВВП объясняется качеством обучения в школе.

Увы, Россия, демонстрируя уровень знаний, меньше среднего значения в 500 пунктов из 1000 (479 пунктов), особыми достижениями похвастать не может. Для полноты картины отметим, что, например, США ушли недалеко от нас – 487 пунктов, а вот ближайший сосед – Финляндия – далеко впереди с 563 пунктами. Но и это еще не беда. Беда в том, что наша система образования явно деградирует. В 90-е годы, о которых сегодня принято отзываться плохо, когда уровень инфляции определялся цифрами с двумя нолями, когда сыпалось производство, а хозяевами жизни считались братки в малиновых пиджаках, уровень знаний, получаемый в отечественных школах, планку в 500 пунктов преодолевал. Наверное, поэтому мы и вылезли из ямы. И спасибо надо говорить отнюдь не тем, кто сегодня рвется в герои-чудотворцы, а группе Днепрова – Давыдова, подготовивших реальную, хотя и не бесспорную реформу образования, и миллионам учителей, за нищенскую зарплату воплотивших их идеи в жизнь.

Это сейчас министр образования Андрей Фурсенко, чьи речи, как правило, не имеют никакого отношения к реальной действительности, сетует: не было раньше понимания, что образование влияет на экономику. Не знаю, как это понимал тогдашний министр Эдуард Днепров, но при нем было главное – само образование. Не знаю, что может понимать Фурсенко, но образование при нем гибнет. Что бы ни говорили сегодняшние деятели из министерства образования, но именно в 90-е годы освободившееся от жесткого партийного давления российское образование развивалось и становилось образованием мирового уровня. Затем к руководству им вновь пришли чиновники, начавшие брать свой чиновничий реванш и вытаптывать то разумное, доброе, а, может быть, и вечное, что пытались посеять их предшественники.

А теперь об одном из самых болезненных вопросов нашего образования. В свое время в беседе с автором этих строк бывший министр образования Эдуард Днепров сказал, что проблемой, из-за которой он в итоге покинул свой пост, была проблема учительских зарплат. Зарплаты были мизерными, руководители тогдашнего правительства не находили возможности их поднять, а министр, пытавшийся настоять на их повышении, потерял свой пост. Сегодня зарплаты российских учителей, разумеется, выше (в реальном исчислении), но до стандарта развитых стран им, как до неба.

Правда, нынешний министр образования предлагает меры, которые точно не приведут к его отставке: он считает, что в российских школах в полтора раза больше учителей, чем необходимо, а их явная нехватка является мифом. Лишних учителей Фурсенко предлагает сократить: "это и есть резерв для увеличения финансирования школ и повышения зарплаты". Увы, судя по всему вопросы образования так и не стали близки министру. Но, поскольку ему так хочется изыскать резервы для увеличения финансирования, можно дать самый простой совет: количество чиновников в системе образования необходимо сократить минимум в три раза на местах и раз в пять-шесть в центральном аппарате. Кроме того, безусловно, можно сократить целый ряд якобы научных и якобы исследовательских структур в системе образования, занимающийся откровенным "освоением" бюджетных средств. Здесь лучше всего начать с Федерального института педагогических измерений (ФИПИ) – выдающегося разработчика материалов для ЕГЭ, чья деятельность просто опасна для страны.

Вот эти деньги и можно пустить на повышение зарплат тем, кто действительно трудится на ниве образования. Если же сокращать и без того работающих на полторы-две ставки учителей, то возникает вопрос: неужели их заменят у классной доски работники министерства?

Впрочем, что школа: и советский учитель, вопреки обещаниям Ленина, так никогда не поднялся на "такую высоту, на которой он не стоял, не стоит, и не будет стоять в буржуазном обществе". А вот преподаватели высших учебных заведений на вполне приличной высоте в советские времена стояли. Но теперь, увы, не стоят. Зарплата советского доцента была в среднем равна 300-м рублям, профессора – 450-ти. В пересчете на современные деньги доцент должен получать где-то 45 тысяч, профессор – 70. В каких российских вузах вы видели такие зарплаты? Дай бог, чтобы многие наши доценты и профессора получали половину этих сумм.

На Западе, где вузовский преподаватель тоже получает меньше, чем менеджер хорошей, даже не самой крупной, компании, его зарплата позволяет вести вполне достойную жизнь. Кроме того, каждый нормальный вуз получает гранты на ведение научных исследований – тоже неплохой приработок. А какие гранты имеет подавляющее большинство отечественных вузов?

Что остается делать бедному (в самом прямом смысле этого слова) доценту? Раньше вузовские преподаватели поправляли свое финансовое положение репетиторством. Теперь репетиторы становятся не нужны: зачем платить за знания (а репетиторы худо-бедно их давали), если лучше найти человека, который за те же деньги поможет получить высокий балл на ЕГЭ? Неделю назад некий товарищ, не называя своего имени, делился на страницах известного интернет-издания печальным опытом участия в комиссии по проверке части "С" ЕГЭ по физике. "Поразила одна работа, – пишет он, – в которой были повторены решения из выданной нам методички. Вплоть до запятой. Как ксерокс поработал". То, что в подобных условиях стремление учиться пропадает, объяснял еще Денис Иванович Фонвизин. Комедию "Недоросль" в школе читали все, да, видимо, чиновники Минобразования ее давно уже позабыли.

И все вопросы отечественной высшей школы сейчас, похоже, отошли в тень одного-единственного: мы встраиваемся в Болонский процесс. То, что в Европе медленно формировалось с тех времен, когда Франсуа Вийон писал: "Мы вкус находим только в сене", и до наших дней, мы хотим в приказном порядке ввести прямо сейчас и без вопросов. Процесс получается не столько Болонским, сколько Болванским, но это никого из чиновников не смущает, ведь под него выделяются средства, которые нужно осваивать.

Именно все это и называется у нас реформой образования, как среднего, так и высшего. Даешь Болванский процесс и причитающееся к нему финансирование! Даешь ЕГЭ и то же самое! Может быть, действительно, дать им денег, чтобы только убрались в сторонку? Или, может быть, найдется та сила, что остановит эту вакханалию?