Православная оппозиция: за что боролись?
Человеку, взявшемуся изучать церковную историю, нужно быть готовым к самым неожиданным парадоксам. Особенно изобилует ими новейшее время. Например, "сталинский период".
Казалось бы, время величайшей трагедии Русской церкви - кровь миллионов новомучеников, тысячи оскверненных и разрушенных храмов, расколотая и униженная церковная иерархия, пресловутое "сергианство". Однако нынешние церковные историки чаще говорят о Сталине с уважительным придыханием: создал "великую державу", "осознал патриотическую роль церкви" и возродил Московскую патриархию как важный политический институт. Профессор Ольга Васильева, возглавляющая кафедру религиоведения Российской академии госслужбы, утверждает, что именно при Сталине Русская церковь достигла высшей точки своего исторического развития, а кое-кто и вовсе призывает канонизировать "вождя и учителя".
И наоборот - "хрущевская оттепель". Время сокрушения кровавого идола, первый глоток свежего воздуха для измаявшихся в сталинской идеологической духоте советских людей. Но для РПЦ, да и для всех религиозных объединений страны этот период оборачивается новыми крупными неприятностями и входит в историю как "хрущевские гонения". Современные историки спорят относительно истинных причин этого явления: классическая гипотеза указывает на стремление Хрущева побыстрее построить коммунизм. Но более правдоподобной кажется прагматическая гипотеза: еще при Сталине, прямо запретившем "заглядывать попу в карман", РПЦ стала большой кормушкой не только для своих клириков, но и для огромной армии чиновников: начиная от уполномоченных по делам религий и кончая районными фининспекторами. При Сталине было открыто почти 20 тысяч храмов, что при 90-процентной атеизации населения было избыточным. При Хрущеве к тому же начался отток населения из сельской местности, где в основном и располагались храмы. Таким образом, сокращение числа храмов почти в три раза могло быть лишь мерой "финансовой оптимизации".
Но "хрущевские гонения" - это не только закрытие храмов. Новая религиозная политика государства изменила лик Московской патриархии: ее духовенство лишилось административно-хозяйственных прав (на приходах стали заправлять "двадцатки", назначаемые исполкомами), а внешнеполитическая деятельность (так называемая борьба за мир) стала проходить под жестким контролем советской разведки, которая внедрила в церковное руководство огромное число своих сотрудников. Резко упал моральный уровень иерархии, которая "верой и правдой" служила своим гонителям, не останавливаясь перед собственноручным закрытием храмов и ликвидацией общин. Некоторые представители нового поколения иерархии находили даже "богословские" объяснения своему коллаборационизму: например, митрополит Никодим (Ротов) считал, что коммунистическая идеология наиболее близка христианству, для которого вера в Бога не так важна, как "социальная справедливость".
На таком фоне осенью 1965 года два молодых священника, служивших на подмосковных приходах (о. Николай Эшлиман и о. Глеб Якунин) выступают со своим отчаянным демаршем. Они пишут открытое письмо патриарху Алексию I (Симанскому), которое рассылают всем архиереям, духовенству, в "там-" и "самиздат". В октябре 65-го сочетание двух фамилий - Эшлиман и Якунин - становится знаменем борьбы за свободу совести в Советском Союзе. Эти фамилии сразу же табуируются в официальных церковных кругах (патриархия отрекается от двух "вольнодумцев"), но они же вдохновляют на борьбу за свои права десятки православных, которым надоело быть "лишенцами" в собственной стране. Эшлиман и Якунин были первопроходцами, по стопам которых пошли священники Николай Гайнов и Георгий Эдельштейн, миряне Борис Талантов, Александр Огородников, Лев Регельсон, Владимир Пореш, Виктор Капитанчук, Феликс Карелин, Зоя Крахмальникова. В безнадежную эпоху "развитого социализма", в лагерях и психушках, они сумели сохранить веру в свободу, и эта вера в конце концов одолела "непобедимую мощь" тоталитарного дракона. Но подвиг православных диссидентов продолжается и сегодня, ведь что тяжелее: терпеть репрессии от атеистической тоталитарной власти или выслушивать презрительные насмешки от современных "князей церкви" и их "верных чад", успешно пользующихся свободой, добытой страданиями и исповедничеством тех самых диссидентов?
...Первый проект письма Эшлиману и Якунину помогал составить Анатолий Левитин-Краснов - церковный историк и публицист, бывший обновленческий диакон, приближенный к самому Александру Введенскому, а позже, в начале 70-х, сумевший выбраться из Союза. Вариант Левитина-Краснова в конце концов был отвергнут - в нем слишком часто цитировался Ленин и вообще была "обновленческая закваска". Письмо начисто переписали о. Николай со своим помощником Георгием Эдельштейном, о. Глеб выступал как бы рецензентом. Чуть позже о. Николай подключил к делу Виктора Капитанчука, Льва Регельсона и Феликса Карелина. Работа шла в доме о. Николая в подмосковном поселке Новобутаково, причем всем участникам "заговора" удалось соблюсти полную конспирацию.
Главный пафос письма состоял в требовании реального отделения церкви от государства, отказа от дискриминации верующих из-за убеждений. Удивительно, но эти требования остаются актуальными и в современной РФ, где срастание РПЦ с властью порождает тысячи случаев дискриминации не только "альтернативных православных", действующих на поле Московской патриархии, но и католиков, протестантов, кришнаитов и даже мусульман. Противоестественный альянс, эта уродливая "симфония властей" оказалась выгодна прежде всего руководству Церкви, за свободу которой и боролись пионеры православного диссидентства.
