Серый кардинал Кремля: родом из Чечни и уважает Ходорковского
Полит.ру публикует интервью заместителя главы Администрации президента РФ, неформального «министра политики» России Владислава Суркова немецкому журналу Spiegel (Интервью провели Вальтер Майер и Уве Клуссманн, перевод - Андрей Батрак, издание ИноСМИ.Ru. Это второе развернутое публичное выступление Владислава Суркова после нашумевшей идеологической публикации в «Комсомольской Правде: «Все мы должны осознать - враг у ворот. Фронт проходит через каждый город, каждую улицу, каждый дом. Нам нужны бдительность, солидарность, взаимовыручка, объединение усилий граждан и государства».
Владислав Юрьевич, в одном из опросов российская элита назвала Вас вторым по влиянию человеком в стране - сразу за президентом, но с заметным отрывом от Вашего шефа в Кремле и от российского премьера. Это почетно?
Я к этому отношусь спокойно. Да и вряд ли это так.
Но, по меньшей мере, это означает, что одному из сотрудников аппарата приписывается власти больше, чем главе правительства. Утверждают, что и при аресте и осуждении нефтяного миллиардера Михаила Ходорковского не обошлось без влияния Вашего и вообще кремлевской администрации.
Это лишь утверждения. По причинам личного характера мне сложно комментировать это дело. Я около десяти лет работал в системе Ходорковского. Я его уважаю. То есть: я не беспристрастен и уже поэтому не хочу высказывать оценок. Кроме того: приговор в законную силу еще не вступил.
В ближайшем окружении Президента раздавались среди других и весьма критические голоса относительно этого процесса. А чье слово в кремлевской администрации имеет наибольший вес - пресловутых петербургских силовиков или умеренного крыла?
Конечно, у нас есть разные течения, иногда диаметрально противоположные, конечно бывают споры. Но по конституции курс практической политики определяет Президент Российской Федерации. А мы только его аппарат.
Президент Путин крах Советского Союза назвал крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века.
В нашем обществе существуют разные оценки событий 1991 года. Для одних это год надежд, начало прорыва к демократии и гражданскому обществу, а для других - трагическая дата. Я лично считаю, что отказ от Советского Союза произошел по свободному волеизъявлению российского народа. Я очень хорошо помню мои собственные ощущения того времени. Я испытал огромное облегчение, как будто удалось сбросить со спины огромного паразита. Другое дело, что в нашем тогдашнем опьянении от демократии мы не видели, перед лицом каких проблем мы оказались. Многие позже пережили большое разочарование и теперь все произошедшее тогда называют ошибкой. Это драма.
А что сложилось не так, как ожидали?
Когда распадался Советский Союз, у многих из нас совершенно не было чувства, что рушится страна. Мы думали, что будем жить в соседстве друг с другом - как до сих пор. И конечно мы считали, что Запад нас любит, нам поможет, и что лет через десять мы заживем как все европейцы. Но все оказалось сложнее.
Потому, что никакой любви Запада не обнаружилось?
Нет. Запад и не обязан нас любить. Нам бы следовало чаще себе задавать вопрос, а почему это к нам вообще такое отношение настороженное. Ведь Запад - не благотворительный клуб. Какими он нас видел в течение веков? Он видел огромную воинственную империю, которой управляли деспоты - сначала цари, потом - большевики. За что было нас любить? Если мы хотим нравиться, то нужно для этого что-то делать. Это целое искусство, это нужно уметь.
Насколько России Путина удалось продвинуться по этому пути?
Народ выработал новое к этому отношение - трезвое. Время романтизма прошло. У нас нет ощущения, что мы окружены врагами, но нас окружают конкуренты. В области модернизации нашего общества пока достигнуто слишком мало. Технические, интеллектуальные решения нужно искать на Западе. Представление, что мы сами на ровном месте что-то изобретем - оно нелепо. Мы должны идти учиться.
Правящая партия `Единая Россия`, в создании которой Вы играли решающую роль, не производит впечатления духовно очень динамичной организации. Вы сами придали ей характер кузницы кадров: `власть создает партию, которая будет поставлять кадры для власти`.
Эту партию я не один создавал, участвовали многие. Но я с нею тесно сотрудничаю. Мы долгие годы боролись против призрака КПСС, и сильно преуспели в деле департизации - общественное сознание было против членства в любой партии. Тогда это было логично, а сейчас это неправильно. Потому президент поддерживает партию `Единая Россия`. Как Канцлер Шредер сотрудничает с СДПГ.
Но немецкие социал-демократы - не такая послушная партия.
Совершенно верно. Мы еще в переходной фазе. Роль партии в стране должна возрастать.
Партии или партий?
Партий. Нужно чтобы в конечном итоге партии оказались в состоянии выдвигать кандидатов в президенты и в правительство. Конечно, достигнутое состояние нас не удовлетворяет. Партии еще только создаются. Главная проблема в том, что многие вступают в `Единую Россию`, не разделяя ее идеологии или вообще никакой идеологии не имея. Это плохо, но такова реальность.
Это логическое следствие того, что партия создается сверху.
Да ведь неверно же было бы говорить, будто партия неэффективна и бюрократична. Есть яркие личности - от представителей право-либерального крыла до национально-ориентироанных. То, что эта партия по принципиальным вопросам российской политики голосует солидарно, можно только приветствовать.
А в сложных случаях, как рассказывают думцы, Вы по пейджеру подсказываете, как надо голосовать.
Это ложь.
Во всяком случае, есть впечатление, что прокремлевской партии иногда требуется помощь в том, чтобы определить ее позицию. Где ее место в политическом спектре?
Мы ее относим к правоконсервативной части спектра и стараемся эту позицию укреплять. На левом крыле и без того уже тесно. В Думе три партии из четырех - левопатриотические. Если так смотреть, то `Единая Россия` представляет либеральные и консервативные ценности, в специфическом российском их понимании.
Как следует понимать консерватизм в стране, где президент предается ностальгии по Советам?
Ностальгия по советским временам в народе очень распространена. Но к ее сторонникам не следует относить элиты, на мой взгляд, - и президента. Консервирования коммунистических пережитков мы не хотим. Но то, что создано за последние полтора десятка лет, хорошо бы сохранить. Надо признать, багаж получается не такой уж большой. Тем важнее его сберечь. У наших двух народов есть нечто, что нас объединяет: к сожалению, в историю ХХ века мы вписали самые мрачные главы - вы немцы и мы - на свой манер.
Есть слухи, что Вы сейчас заняты созданием еще одной прокремлевской партии - на сей раз либеральной. Как продвигается этот проект?
Нет такого проекта. Партии нельзя создать искусственно или сконструировать в Кремле.
Но можно благожелательно за возникновением партии следить?
Это можно. В этом ничего дурного нет. То, что наша система многопартийности нестабильна - одна из главных наших слабостей. При нынешнем составе парламента трудно представить себе кому власть могла бы быть передана бесконфликтно. Хоть коммунистов возьмите, хоть `Родину` - при всем уважении, не могу представить себе, что стало бы со страной, приди они к власти.
Значит лучше все-таки - система из двух партий, кормящихся из одной руки - кремлевской?
Мы не хотим за людей решать, сколько партий нужно стране - две или семь. Не это главное. Главное, партии нужны такого масштаба, чтобы возможный переход власти к ним не вел бы к необратимой смене курса.
Неконтролируемое возникновение новых партий Вы еще более осложнили недавним введением семипроцентного барьера для выборов в Думу.
Мы полагаем, что более высокий барьер перед попаданием в Думу стимулирует партии к единению их сил.
С возможностями для создания гражданского общества, за которые Вы и президент Путин так часто высказываетесь, это не очень созвучно. При этом Вы много раз говорили о нехватке самостоятельно мыслящих квалифицированных людей в госаппарате.
Наш средневзвешенный чиновник имеет об устройстве власти очень архаичное представление. Он ее видит как вертикаль с телефоном наверху и телефоном внизу - и так якобы управляется страна.
Вы сами однажды сказали, что просьбу начальника воспринимаете как военный приказ.
Ну, это качество мое личное. А в общем наша проблема выглядит так: политическое руководство должно чиновников лучше мотивировать.
Для кадров будущего Вы создали новую молодежную организацию - `Наши`. Председатель верхней палаты парламента ее сравнил с хунвейбинами. Современная Россия действительно не может обойтись без того, чтобы по Москве под антифашистскими лозунгами маршировали 50 000 юных поборников системы?
Поколение молодежи 90 годов мы полностью потеряли. Не удавалось никак заинтересовать их политикой. Может быть - и хорошо, что не заинтересовали тогда. Но сейчас мы наблюдаем, как среди молодежи растет желание к общественной работе - и эту потребность мы должны удовлетворить.
Несколько национал-большевиков, недавно захвативших министерство здравоохранения и перекрывших одни из ворот Кремля, получили за это по пять лет.
Приговоры и оправдания - компетенция судебной системы. Но эти люди представляют собой опасность, которую не следует недооценивать. В России лютует терроризм. Только в прошлом году зарегистрировано 250 террористических актов. А если шовинистские профашистские силы спровоцируют всплеск исламского экстремизма, это создало бы серьезную угрозу для целостности нашего многонационального государства.
Вопреки тому, что утверждает правительство, насилие в Чечне по-прежнему на повестке дня. И кризис все больше выплескивается на другие республики Северного Кавказа, прежде всего - на Дагестан.
Боевых действий действительно больше нет, но акты террора - все еще происходят. Наша позиция такая: Северный Кавказ должен оставаться частью Федерации. Переговоров с людьми, убивающими наших детей, не будет. Необходимо более эффективно, чем до сих пор, улучшать социальные условия в регионе - создавать рабочие места, повышать уровень образования, проводить программы для молодых. А то ведь в Чечне по официальным данным 70 процентов трудоспособного населения - без работы. Цифра, может быть, и завышена несколько. Но это катастрофа.
Кто использует сложное положение в регионе для разжигания пламени?
Радикальные исламистские группы, местные и заезжие. Конечно, им там было бы намного сложнее действовать, если бы не наши многочисленные упущения. Да к тому же сохраняется монополия кланов, сохраняется этнокультурная оторванность от других регионов России.
У Вас и самого есть корни на Кавказе?
Мой отец - чеченец. Первые пять лет моей жизни я провел в Чечне. Как человек, росший там, я могу сказать: Чечня должна оставаться в России. Обо всем остальном можно говорить.
Чечня - не единственная опасность, угрожающая с юга. Что Вы предпринимаете против вируса, который могут перенести на Россию революции, произошедшие в Грузии, Киргизии и на Украине?
Это не были революции. В этих странах, как и в России, революции состоялись в девяностые годы. Они принесли основополагающие изменения в общественном строе. С тех пор там рыночная экономика, многопартийность, свободные выборы, свобода слова.
Давайте назовем это восстаниями против господствующей системы. Вас они не тревожат?
У нас восстаний не будет. Мы, конечно, видим, что эти события произвели на многих политиков локального масштаба большое впечатление. Видим и разные зарубежные неправительственные организации, которые не прочь были бы повторить этот сценарий в России. Мы это понимаем. Теперь ведь есть технологии переворотов, есть школы, где этому учат.
А бунтарский потенциал в России растет?
Пока все это стоит на слабеньких ножках. Попытки переворота без сомнения будут. Но ничего из них не получится.
Владислав Юрьевич, мы благодарим Вас за эту беседу.
