Иркутские химики изобретают жизнь
Уникальный препарат мог бы спасти многих пострадавших в теракте на Дубровке.
Сегодня самые популярные лекарства для печени - холмовая солянка, салсоколин и антиоксидант дигидрокверцетин. Многие думают, что это милостивые природные дары - растительные концентраты. А между тем взяли эту милость у природы наши земляки - химики, давно и успешно специализирующиеся в лекарственном направлении. Еще первый директор Иркутского института химии, член-корреспондент АН СССР Михаил Шостаковский, ученик академика А.Е. Фаворского, чье имя носит сегодня ИрИХ, в годы Великой Отечественной войны изобрел знаменитый бальзам Шостаковского - эффективное средство для заживления ран и обморожений. Этот удивительный состав спас от гибели и увечий тысячи людей. Сегодня он выпускается под названием винилин. В 1970-е годы славу иркутских химиков преумножил новый лидер института академик Михаил Воронков. Первым в мире он доказал, что кремний, вроде бы неживой элемент, способен рождать биологически активные соединения. Так наш ученый открыл новое направление в химии, за которое получил Государственную премию, а его школа снискала мировую славу.
Не менее известна научная школа нынешнего директора института академика Бориса Трофимова. Группа ученых под его руководством создала уникальный лекарственный препарат, которому нет аналогов в мире. О новом лекарстве и других разработках института химии читателям газеты "Областная" рассказывает заместитель директора по науке ИрИХа, профессор, доктор химических наук Валерий Станкевич.
- Валерий Константинович, что же такое небывалое и значимое родилось в недрах института?
- Препарат называется ацизол. Он спасает от отравления угарным газом. Известно, что при пожарах 80% жертв погибает именно от удушья. Часто даже в больничных условиях человека не удается вернуть к жизни. Угарный газ блокирует гемоглобин крови, и красные кровяные тельца становятся неспособны переносить кислород. До изобретения нашего препарата шансом на спасение в тяжелых случаях была только барокамера, то есть насильственное дыхание под давлением. Но такую помощь человек мог получить лишь в крупных городах. Ацизол радикально изменит ситуацию. Даже если человек получит смертельную дозу отравления, инъекции препарата смогут нейтрализовать яд и спасти жизнь. А капсулы ацизола будут использоваться для профилактики отравлений угарным газом, например, их будут пить пожарные перед выездом на вызов. Это долгожданное лекарство, конечно, возьмут на вооружение спасатели, мобильная авиация, участвующая в тушении лесных пожаров. Мы рекомендуем его сотрудникам дорожно-постовой службы, которые подолгу дышат выхлопными газами. Ацизол войдет в аптечки автомобилиста и, конечно же, в лекарственные комплекты бригад скорой помощи.
В начале 2007 года ацизол уже появится в аптеках. Его выпуск налажен в Московской академии красоты и здоровья - "МАКиЗ ФАРМА". Мы являемся акционерами этого проекта и надеемся на существенные дивиденды от реализации. Препарат недорогой и очень востребованный. Его запуск в промышленное производство - большое достижение для отечественной фармакологии. Чтобы это событие наконец-то свершилось, нам пришлось создать совместное с москвичами акционерное общество, которое возглавил полковник медицинской службы, заслуженный врач России Хайрулла Бабаниязов.
А вообще, если бы не перестройка, то производство ацизола можно было бы наладить еще в начале 1990-х. Он разрабатывался для Военно-морского флота_в частности для подводников. Путь от первой опытной пробирки до полной промышленной готовности к производству препарата занял примерно четверть века. И вот в начале 1990-х годов лекарство получило добро на клиническое применение. В Киеве была создана производственная база. Но...
После развала Советского Союза парализована была вся наша фармацевтическая промышленность. Российская фармакопея практически начала свой путь с нуля. Вот и наш ацизол опоздал на 15 лет. Для кого-то это промедление стало смертельным. Когда в Москве на Дубровке люди пострадали от террористического акта, столичные токсикологи умоляли нас дать им противоядие. Но ацизол еще не получил допуска к применению, по новым правилам клинические испытания необходимо было провести заново, и мы не имели права уступить врачам. Сегодня никто не сомневается: если бы наш препарат был разрешен, очень многих удалось бы спасти.
- Вы говорите о тотальном обвале фармацевтического производства во время перестройки. Действительно ли все так драматично?
- Без всякого преувеличения можно сказать, что с началом перестройки наша фармакологическая промышленность умерла и сегодня переживает мучительное возрождение. У России почти нет собственного производства субстанций - основных действующих веществ для изготовления лекарств. В советскую эпоху, когда существовал Совет экономической взаимопомощи, СССР снабжал субстанциями Польшу, Венгрию, Болгарию, ГДР. А те специализировались на выпуске готовых препаратов. Когда вся эта система рухнула, мы остались вообще без лекарств. И сегодня Россия вынуждена закупать субстанции сомнительного качества в Китае, в Индии, сама налаживать лекарственные технологические цепочки. Приведу красноречивые цифры. За последние семь лет в России было выпущено не более 10 новых лекарственных брендов (ацизол один из них - Авт.), в то время как в мире их выпускается от 20 до 40 в год. В случае, не дай Бог, войны, крупной техногенной аварии, мы совершенно не защищены. У нас мало стратегических лекарственных запасов. Импортные препараты дороги, да и далеко не всегда безупречны.
- Какова вообще цена вопроса, чтобы лекарственная новация из лабораторной колбочки отправилась в народ?
- О, это стоит большого труда, времени и, само собой, денег. В мировой практике - от 300 до 500 миллионов долларов. Затрат очень много, особенно на стадии испытаний. Скажу только, что одна опытная мышка, так сказать, биологически чистая - у которой, как у космонавта, все показатели организма оптимальны - стоит около тысячи рублей. И это капля в море. Ведь нужны клинические испытания на людях, разработка технологии, проект завода, запуск производства, реклама, много чего еще. Раньше все это финансировалось государством. У нас в институте, к примеру, был большой виварий с мышками, крысами. Теперь содержать его нам не по карману. Разрушены научные связи с медиками, биологами - сегодня каждый сам за себя, финансирование скудное. В развитых странах на финансирование науки в целом направляется 4% от национального валового продукта. И это норма. У нас на сегодняшний день ученые едва могут рассчитывать на 1,5%. Весь годовой бюджет Российской академии наук сравним с бюджетом среднего американского университета. А всего ужаснее, что ученым надо теперь самих себя, так сказать, продюсировать. Ну подумайте сами, может ли один и тот же человек кропотливо колдовать над пробирками и бойко торговать на базаре? Это невероятно трудно. И все-таки наша работа продолжается. И успешно.
- Какие еще разработки последнего времени можно поставить в заслугу иркутским химикам?
- Скоро закончатся клинические испытания кобазола. Это регулятор состава крови. Он восстанавливает баланс красных и белых кровяных телец после облучения, химиотерапии. Производственное объединение "Фармсинтез" отлаживает технологию для производства перхлозона - нового лекарства от туберкулеза. В отличие от ранее известных препаратов, к нему, как показали испытания, палочка Коха не адаптируется, поэтому эффективность лекарства со временем не угасает. На Усольском химфармкомбинате возобновили производство феракрила - кровеостанавливающего средства. Хорошую оценку врачей получил адаптоген трекрезан, который помогает восстанавливать жизненные силы после операций, улучшает посттравматическую реабилитацию. Рождаются новые сердечные лекарства, препараты для лечения печени. Есть интересные изобретения и для сельского хозяйства.
- Какую помощь вы бы хотели получить от государства?
- Вопрос, конечно, философский. Мы были бы рады, чтобы нам хотя бы не мешали. Не измышляли бы в министерствах всевозможных вредоносных новаций. Таких, к примеру, как сокращение штатов в академии на 20% до 2008 года. Это мотивируется, как обычно, благими намерениями. Продекларировано, что каждый ученый должен получать до 30 тысяч рублей в месяц. А для этого не нашли ничего проще, как "вычистить" наши ряды. Мол, многие сотрудники академии активно подрабатывают преподавательством в вузах, консультированием на производстве и мало внимания уделяют своим основным научным интересам. Но, во-первых, неужели это от хорошей жизни? А во-вторых, разве "многостаночниками" становятся самые ленивые или бестолковые из нас?
Сегодня удержать в науке талантливого аспиранта - проблема из проблем. Его стипендия - 1,8 тыс. рублей. А недавно нам запретили практику совмещения аспирантуры со ставкой старшего лаборанта, где можно было хоть что-то заработать. К нам приходят увлеченные студенты, у них горят глаза. Но стоит только заикнуться о наших заработках, как этот блеск угасает. Сейчас в штате института почти нет представителей среднего возраста, работают ветераны и молодняк. Состоявшиеся ученые защищаются и уходят туда, где могут получать приемлемые доходы. Так что поднимать заработки, конечно, надо. Но не за счет нас самих. Мы - не нахлебники страны. Ради того, чтобы нужные людям вещества из лабораторных колб получили путевку в жизнь, принесли максимальную пользу, наши специалисты трудятся, забыв покой и сон. И то, что они добиваются по-прежнему ярких, всемирно признанных успехов - по большому счету, чудо.
Настоящей сенсацией 2006 года стала презентация в московском отеле "Шератон" ацизола - уникального лекарственного препарата, изобретенного в Иркутском институте химии СО РАН. Этот факт еще раз подтвердил лидирующие позиции наших ученых в фармацевтических исследованиях, которые они удерживают уже не один десяток лет.
