Война в Сибири

Она ближе, чем кажется. И ездит на запонках посольских пиджаков

В основе экстремальной психологии лежит один жестокий принцип: в критической ситуации вы не подниметесь до высот своих ожиданий, а быстро и неминуемо скатитесь до уровня подготовки.

Эта максима верна для всех без исключения сфер человеческой жизни. Даже такая священная корова постмодерна, как международная дипломатия, ушла от него не дальше, чем палеолитический охотник от биржевого маклера: что в день краха фондового рынка, что в погоне за мамонтом – везде действуют одни и те же рефлексы из мозжечка.

И чем глубже страна застревает в списке недружественных государств «страны-бензоколонки», тем больше примитивных реакций выдаёт её внешнее ведомство: тут просто бей и/или беги. Политика – политикой, а жрать-то надо.

Ну и плюс, конечно, великодержавные амбиции (а если быть точным – смертельные обиды из прошлого) как часть национального архетипа. Вот только архетип от пятилетки к пятилетке всё больше размывается.

К концу года, по мере отмирания украинского кейса, старые участники «большой игры» стали потихоньку выпускать наружу свои дипломатические щупальца, пробуя на вкус воздух и зондируя почву. Первыми не удержались французы: полуподпольный визит посла Пятой Республики Пьера Леви облагодетельствовал иркутский бомонд в последние выходные ноября.

Местный филиал «Альянс Франсез» – авангарда галльской культуры за пределами Belle France – давал приём в честь своего 20-летия. За сущие копейки – каких-то 3 000 рублей – всем желающим была предоставлена возможность послушать концерт и посмотреть на представителя страны, подарившей миру сыр с плесенью, революцию и гильотину.

Представитель молчал, скучал и пил вино, а на следующий день поехал в Усть-Орду, где его ждал музей бурятской культуры. Осмотр экспозиции занял порядка 10 минут. Видимо, его посещение входило в поставленную перед послом задачу, и отказаться от её выполнения он просто не мог.

В принципе, памятуя наследие скандального эмиссара «Альянса» И. Барберо, героически сбежавшего из-под домашнего ареста, где он томился по обвинению в педофилии – большей публичности от господина Леви в Иркутске ждать и не приходилось: видевшие его говорят, что человек он в общем-то совестливый и исполнительный, и игнорировать посещение анклава французской культуры в его 20-летний юбилей было никак не возможно. А читал ли Пьер Леви нашумевший бестселлер Барберо «По тюрьмам Сибири» – мы не знаем.

И если предшествовавший Иркутску визит господина Леви в Санкт-Петербург ознаменовался его скандальными встречами за закрытыми дверями с местными франкофилами, то неафишированный приезд посла Франции в Иркутск закончился вообще ничем.

На этот раз – ничем. Французов при всей их эгоцентричности крайне опасно сбрасывать со счетов по той простой причине, что единственная вещь, которая их по-настоящему волнует – это они сами. И ради собственного комфорта они готовы воевать до последнего сенегальского стрелка, парашютиста вьетнамского колониального батальона или серба из Legion Etrangere. Ради него они используют, обдерут до нитки, а потом выбросят на помойку любых доверившихся им местных простаков. Как они поступили с верными им канадскими индейцами, католиками Индокитая или алжирскими «черноногими». И много с кем ещё.

Возвышенные натуры, готовые продать почку за право прогуляться по Le champs Elysees и вдохнуть несвежие испарения Булонского леса, есть везде. Беда (для них) в том, что Елисейские поля давно оккупированы вороватыми арабами и неграми, а Булонский лес – женщинами с низкой социальной ответственностью. Прекрасная Франция если где сейчас и существует, то только в давно переведённых Мосфильмом старых кинолентах с Бельмондо и Мишель Мерсье.

Глубинная же проблема ещё печальнее: со времён плана Маршалла французская элита выращивается исключительно на долларовые гранты и на территории США и используется ими же в своих геополитических интересах. Сами французы называют своих политиков «би-атлантидами». Поэтому тем, кто с бабочками в животе лобызается с парижскими дипломатами, стоит помнить, что в обёртке французской культуры им втюхивают не столько высокий прованский штиль, сколько англосаксонскую набеговую экономику.

С поляками всё так и не так одновременно. Не отменяя сильнейшего фактора американского воздействия на польскую элиту со времён «Солидарности», имеем в виду, что Польша как была, так и остаётся базой для иезуитов – «ордена меченосцев» католической церкви. А это уже немного другая реальность.

Традиции их бытия в Сибири на удивление богаче, чем может показаться на первый взгляд. Первую партию польских иезуитов зачем-то завёз сюда ещё

в самом начале XIX века генерал-губернатор Пестель (папенька повешенного декабриста, сам закончивший свои дни в забвении за подозрения в многолетней коррупции в Сибири, которой он долгое время управлял, не покидая Петербурга). За 10 лет трое иезуитов построили маленькую часовню – и, собственно, всё. К концу правления Александра I всех их от греха подальше выслали из страны, но дорожку в Иркутск к тому моменту они уже протоптали.

Самым известным иезуитом на нашей территории был и остаётся Кшиштоф Швермицкий, построивший после пожара 1879 года польский костёл. Память о его усердии насколько ярка, что до сих пор подпитывает всё новые и новые поколения сибирских католиков.

Будучи логистическим хабом НАТО в Восточной Европе, польская дипломатия всё так же преследует в Сибири далеко не свои интересы, но исполняет это уже с опорой на местный национальный костяк. Посол Польши Краевский ездит сюда как минимум дважды в год, с завидным упорством из раза в раз делая одни и те же вещи: заезд в Пивовариху, месса, встреча с престарелыми активистами польской культурной автономии.

Последний визит, выпавший на прошедшие выходные, пришёлся аккурат на рождественский пост и стал поводом вечеринки для избранных – из четырёхсот проживающих в Иркутске поляков на закрытое мероприятие было приглашено едва ли человек тридцать (наиболее лояльный контингент?). Оный эвент позиционировался как вигилия (wigilia) и в центре программы имел коллективное поедание национальных блюд.

Вообще-то вигилия – это такой особый тип мессы, по сути то же, что и всенощное бдение у православных, и к дегустации гастрономических специалитетов не имеет никакого отношения. Впрочем, католическое духовенство, презентовавшее собравшимся книгу об упомянутом Швермицком со скромным названием «Апостол Сибири», этим фактом смущено не было ничуть.

Все эти посиделки не так уж и безобидны, как могут показаться на первый взгляд. По той простой причине, что на фоне кризиса идентичности местные потомки поляков начинают ощущать себя как часть своего собственного – как бы польского, а не российского, социума, и польская дипломатия активно этим пользуется, выращивая тех, кто, живя в России, до гробовой доски будет чувствовать себя прежде всего поляком.

Отечественный МИД, с коим подобные мероприятия польская дипломатия не то, что не согласует, но даже не ставит его в известность – традиционно занимает позицию страуса с головой, опущенной в опилки. Мы – простые люди, живущие в Сибири – позволить себе этого не можем. Что польская, что французская дипломатия с присущей им изощрённостью отрабатывают интересы не Парижа, и даже не Варшавы, а тех, кто никогда не имел постоянных союзников, а лелеял лишь свои неизменные интересы. Наёмные всадники апокалипсиса – где бы они не оказались – всегда приносят с собой одну только войну.

Но они, при желании, могут ими не быть. Европа нужна атлантическому миру не больше, чем ландскнехты, которых можно сперва нанять, а после минования надобности угробить на какой-нибудь очередной Сомме или Войне с Терроризмом. Большим умницам и храбрым солдатам полякам и французам, если они хотят сохранить свои маленькие миры, пора найти себе другой центр притяжения. А он – настоящий – в континентальной Европе со времён взятия Парижа только один.