Мэтры иркутской медицины
17 октября 1923 года Иркутскому университету исполнилось пять лет. Уже одно то, что этот последний на восточных окраинах России мусейон был воздвигнут в разгар Гражданской войны, само по себе чудо, но удивительным было и другое: к моменту пятилетнего чествования лишь на медицинском факультете работало 19 профессоров, 11 доцентов и 53 ассистента.
Как же вдруг случилось, что в Иркутск, где раньше даже лекари подолгу не задерживались, оказалось столько почетных мужей науки? Разгадку надо искать в "тектонических сдвигах" Гражданской войны. Это в основном она забросила сюда известных анатомов, гистологов и хирургов.
Эскулап Бушмакин
Но кто же были эти люди? О некоторых из них стоит рассказать хотя бы вкратце.
В 1919 году из Казани выехали профессора Бушмакин и Шевяков. Последний остался в Иркутске навсегда, хотя неоднократно получал приглашения в Москву, Ленинград и даже за границу.
Николай Дмитриевич Бушмакин обладал двумя выдающимися качествами: он был незаурядным организатором и талантливейшим педагогом. Слушали его с восторгом не только в Иркутске, но в Хабаровске, в Ленинграде и других городах. Уже то, что после лекций ему подносили цветы, говорит о многом.
А читал он, между прочим, труднейший и "скучнейший" из предметов — нормальную анатомию. Отзывчивость, благородство, чистый, без нервической примеси голос, манера вслушиваться в слова собеседника, улавливая самое главное, наконец общительность, умение оказать услугу без тщеславной рисовки, ущемляющей самолюбие, — все это вскоре выдвинуло Бушмакина в число людей настолько необходимых, что с июля 1920 года он становится ректором университета.
На его плечах лежало многое: ремонт и строительство подсобных помещений, выдача пайков, организация рабфака, выработка новых программ, улаживание многочисленных конфликтов, а также лекции — к ним тоже надо было готовиться.
Где-то в конце декабря 1920 года над университетом нависла угроза закрытия — кончились дрова, ставшие дефицитом. Не было ни тягловой силы, ни рабочих рук, ни самих запасов топлива. Бушмакин объявил, что дров осталось на три дня, в лабораториях гибнут бесценные реактивы и есть лишь два выхода: или распустить университет на каникулы, или достать дрова — хоть из-под земли.
Дрова обнаружили за городом в районе каменоломен. Растянувшись цепочкой по всей Большой улице, студенты и рабфаковцы создали живой конвейер, одним концом уходящий на окраину города. Оттуда сутунки передавались из рук в руки, перебрасывались и, к радости завхоза, ложились в дровяной сарай.
Авторитет Николая Дмитриевича Бушмакина был непререкаем. Именно ему в январе 1921 года губернский съезд Советов поручил вскрытие мощей первого епископа Иркутского и Нерчинского отца Иннокентия.
Опыт Бушмакина пригодился позднее на открытии еще одного университета — в Хабаровске. Здесь Николай Дмитриевич был назначен деканом медицинского факультета, где вел живую плодотворную работу вплоть до того момента, как его пригласили на кафедру анатомии в Ленинград.
Золотой профессор Шевяков
Владимир Тимофеевич Шевяков обладал несомненным даром особой сердечности, которая успокоительнейшим образом действовала на студентов даже в неблагоприятных для них обстоятельствах, когда, например, предстояли зачеты по сравнительной анатомии.
Представительный, высокого роста, он был изящен, корректен, имел действительно хорошие манеры и принадлежал к той разновидности золотой профессуры, которая отличалась большой разносторонностью и размахом таланта. Умное, открытое лицо, тщательно ухоженные усы и бородка. Элегантная проседь. Он любил отлично сшитые костюмы, легко облегающие тело жилеты, носил золотое пенсне, золотой брегет с золотой цепочкой, кольца и перстни — тоже из золота.
Превосходный рисовальщик, Шевяков, читая лекции, одним росчерком мелка мог изобразить на доске все, что могло ходить, летать или плавать. Это привлекало к нему множество слушателей со всех факультетов. Своим умением и талантом он не только создал кафедру зоологии, но и оживил ее и расцветил. Этот талант художника сослужил ему службу и тогда, когда, находясь за границей, он работал над одной из своих книг, которую посвятил радиоляриям, морским одноклеточным организмам. Скопление их скелетов, имеющих вид раковинок, состоящих из кремнезема, образуют на дне океана особый радиоляриевый ил.
Заслуга Шевякова состоит в том, что лишь ему блестяще удалось разгадать механизм движения радиолярий, что снискало русскому профессору широчайшую известность на Западе. К выполнению этой работы Шевяков приступил в 1923 году, когда по его просьбе, а также опираясь на ходатайство Бушмакина, советское правительство командировало иркутского профессора в Италию. Так Шевяков и его жена оказались в Неаполе, где им была предоставлена в полное распоряжение биологическая станция с необходимым оборудованием. Итальянцы выделили русскому исследователю пароход с обслуживающим персоналом, и Шевяков окупил эти расходы, написав по договору монографию с приложением к ней собственных рисунков. Книга была выпущена на немецком языке. Сделав доклады в Париже и Лондоне, Шевяков возвратился в Иркутск и продолжил свою работу.
В день тридцатилетия его научно-педагогической деятельности студенты приготовили ему сюрприз. Еще до начала лекции красным мелком они написали памятные даты и свои поздравления. Шевяков, не мыслящий жизни без точного распорядка дня, в девять утра, как всегда, появился в аудитории и, кажется, впервые в жизни слегка растерялся, обнаружив на доске столь почтительный и лестный для себя "беспорядок". Пока он собирался с мыслями на виду коварно молчащей аудитории, дверь отворилась, и вошел величественный Бушмакин, посвященный в козни своих питомцев. Торжественно зачитав юбиляру приветствие, он преподнес ему грамоту и подарки, обнял друга и уступил место студентам, бросившимся чествовать вконец растроганного профессора.
После вручения цветов староста торжественно заявил: "Дорогой Владимир Тимофеевич! У вас сегодня большой праздник. Сегодня вы не должны работать. Должны отдыхать". Шевякова подхватили за руки, усадили в мягкое кресло и на плечах вынесли на улицу, где бережно пересадили на пролетку.
Подобной же чести удостоился в свое время заведующий кафедрой патологической физиологии профессор Мелких, которого в день его тридцатилетнего же юбилея научной деятельности студенты после вечернего торжества в кресле пронесли по всей Большой улице, распевая песни и освещая дорогу факелами.
Скончался Владимир Тимофеевич в Иркутске, тяжело переживая кончину горячо любимого сына.
Психиатор Топорков
Еще одна из колоритных фигур — Николай Николаевич Топорков. Заведовал он кафедрой нервных болезней и психиатрии. Он был пионером многих начинаний, из которых тогда слагалась психотерапия. Его полезная деятельность обратила на себя внимание еще в те годы, когда, работая в Томске, Топорков организовал кафедру при психиатрической больнице.
В России до Топоркова никому не приходило в голову снять решетки с больничных окон. Он это сделал и доказал, что для многих больных это стало как бы условием для улучшения их самочувствия.
При Топоркове территория больницы перестала напоминать тюремный каземат, место скорби и юдоли. Появились радующие глаз саженцы деревьев и цветы.
Не совсем обычными были и лекции Топоркова. На них демонстрировались сами больные. Стараясь создать непринужденную обстановку, Топорков беседовал с больными, излагал материал и предлагал слушателям интереснейшие аналогии из своей богатой практики. Этим он добивался того, что у студентов на всю жизнь фиксировались в памяти характерные симптомы различных психозов и нервных заболеваний.
В тридцатых годах Топорков покинул Иркутск и уехал в Ленинград, чтобы там возглавить кафедру нервных болезней. Любовью и популярностью он пользовался до конца жизни.
Травматолог Синакевич
Среди старой профессуры были, надо сказать, и такие, которые осели в Иркутске не как дубовые листки, оторвавшиеся "от ветки родимой" и гонимые жестокой бурей классовой борьбы.
Николай Александрович Синакевич появился в Иркутске вместе с 5-й армией, при штабе которой он занимал должность консультанта-хирурга.
По окончании в 1896 году Пермской гимназии Синакевич поступает на медицинский факультет Казанского университета и с отличием оканчивает его в 1901 году, получив при этом звание лекаря. В 1904 году молодой врач получает направление в Маньчжурию, находится в районе военных действий — вплоть до того момента, когда его решают откомандировать в лазарет Казанского университета для занятия должности армейского хирурга. Постоянная и многогранная практика не мешает Синакевичу заниматься научной деятельностью. В 1908 году он защищает докторскую диссертацию на тему: "О сосудодвигательных нервах щитовидной железы". Первая мировая война застала Николая Александровича отнюдь не врасплох. Одним из первых он едет на фронт, где становится главным хирургом большого лазарета. Через три года он уже ведущий хирург нескольких госпиталей, а после революции он оказывается в лагере тех, кто решительно становится на сторону большевиков.
В Иркутске Синакевич занимает кафедру госпитальной хирургии в университете, читает лекции, пользующиеся большой популярностью. Студентам импонировал не только громадный опыт их "красного" педагога. Синакевич владел несколькими языками, страстно любил музыку и театр, сам писал рецензии на спектакли.
Николай Александрович Синакевич обладал редкостной работоспособностью. На восьмом десятке лет он занимался вопросами травматизма на строительстве Иркутской ГЭС, одновременно являлся консультантом Иркутского туберкулезного диспансера. Между прочим, его монография "Туберкулезный перитонит" до сих пор не утратила своего значения. Скончался Синакевич на 84-м году жизни — в 1960 году.
Это только часть представителей славной плеяды, которая для нас представляется как бы корневой системой генеалогического древа лучших питомцев Иркутского мединститута. За ними стоит многое: сотни тысяч спасенных жизней.
