Владимир Саунин: «Дело не в Путине, не в правительстве, а в собственной голове»
Как быстро летит время. Еще, казалось бы, недавно Сибирско-американский факультет Иркутского государственного университета был экзотикой, вроде летающих тарелок, а ныне уже в порядке вещей, что за его выпускниками охотится Москва, а сами они разлетаются по всему миру, собирая коллекцию дипломов самых престижных вузов. И, глядя на эту обыденность, трудно поверить, что окно в международное бизнес-образование пришлось рубить долго и упорно.
История с помрачением ума
Рубить взялись втроем: один историк и два математика: Саунин, Константинов, Диогенов. В 1989 году к Геннадию Константинову, возвращавшемуся в Иркутск после защиты докторской диссертации, подсела в самолете одна красивая идея. С ней он и ворвался в кабинет проректора по науке ИГУ Владимира Саунина, неделю назад занявшего эту должность. Идея была проста и логична: в стране страшный дефицит толковых управленцев, который надо срочно ликвидировать. И готовить не просто кадры, а специалистов, способных говорить на языке международного бизнеса. Потому что не за горами новая эра, которая моментально выявит глухую провинциальность нашего экономического образования.
Владимир Саунин, слушая эту крамолу, постарался скрыть удивление, зная, что после защиты диссертации у человека случается как бы помрачение ума. Он усадил коллегу за стол, напоил чаем и посоветовал хорошо отдохнуть. Но через две недели Константинов пришел вновь, потом еще раз и еще. А потом они вместе пошли к ректору. Юрий Козлов был личностью неординарной, глядел далеко вперед и чувствовал конъюнктуру за сто верст. Он сразу сказал: я на вашей стороне и сделаю все, чтобы вам помочь.
И слово сдержал. Будучи на семинаре в Токио, свел знакомство с доктором Джулианом Джонсом, руководителем азиатского отделения Мэрилендского университета, разместившегося на японских островах. Выяснилось, что тот еще полгода назад разослал письма с предложением о сотрудничестве во все восточные вузы России. И не получил ни одного ответа. Когда полгода спустя Джонс приедет в Иркутск, то расскажет, что посольства СССР в США и Японии предлагали связать его с Плехановской академией, но он отказался. «Я читал Ломоносова и знаю, где лежат российские богатства. Поэтому решил: в Россию я буду заходить с востока». По его прогнозам, иркутянам потребуется 10–15 лет, чтобы выйти на международный уровень обучения.
Путешествие по ковровым дорожкам
Ни союзное Министерство образования, к которому иркутский университет был приписан, ни республиканское не имели права благословлять брак ИГУ с американским вузом. Потребовалось специальное постановление Правительства РСФСР. Но и этот золотой ключик долго не открывал. Позже они узнали, что оказались конкурентами самого академика Аганбегяна, который при поддержке министра образования Геннадия Ягодина пробивал проект «Русского дома». Он предусматривал строительство учебного кампуса на территории… штата Мэриленд. Туда предполагалось завозить для учебы русских студентов, из которых впоследствии и должна была сформироваться экономическая элита страны. Уже вроде бы и земля была отведена. К счастью, академик остыл к своему замыслу, и дело застопорилось.
Походить по кабинетам все равно пришлось. Как подсчитали Саунин с Константиновым, осенью 1991-го они истоптали примерно 50 км ковровых дорожек: КГБ, Минфин, Минюст, Центробанк… Но все нужные печати и 3 млн. рублей на открытие факультета все же выходили.
Тест TOEFL
В американский университет может поступить любой иностранец при условии сдачи теста на знание английского языка. Так называемый тест TOEFL. В нем максимальное число баллов – 630. Набрать их недостижимо даже для чистокровного американца. Каждый университет устанавливает свою планку: кто 450, кто 480, а тот же Гарвард, как самый престижный, – 600.
Иркутск заказал 550 баллов. Цифру невероятную для тогдашнего уровня (да и для нынешнего) преподавания иностранного языка. Сразу встали две проблемы: кто будет учить и кого учить. Преподавателей собирали по всему городу, отправляя на стажировку в Америку, а полусотню первых студентов просеяли сквозь жесточайший конкурс, лишившись при этом многих друзей и знакомых, обиженных отказом сделать снисхождение при поступлении их чадам. Рисковать они просто не имели права. Если за два года их подопечные не освоят английский, мэрилендская профессура не поедет в Иркутск читать лекции, и вся затея с позором провалится.
Когда в июне 1993-го независимая американская комиссия, проведя тестирование, запечатала ответы в конверты и увезла с собой, две недели факультет жил в предынфарктном состоянии. А потом взорвался ликованием – все 50 набрали нужные баллы, а кое-кто и перебрал.
Но радость была преждевременной. Американский госдепартамент не поверил в результат, сочтя это происками хитроумных русских, пытающихся уронить престиж уважаемого американского университета. В декабре, когда уже вовсю шли занятия по программе Мэрилендского университета, в Иркутск прибыл советник посольства США с наказом перепроверить тест. О своей деликатной миссии он расскажет сам, когда после встреч со студентами и преподавателями убедится, что все без обмана.
Спасательный круг размером в 250 тыс. долларов
Самый драматичный момент в истории САФа, да и всей нашей страны, случился в 1998 году. Дефолт сделал всех беднее в пять раз. Не успел Владимир Саунин осознать всех последствий, как раздался звонок из американского посольства: «Нам бы не хотелось, чтобы ваш проект рухнул, на сегодняшний день он самый эффективный, давайте подумаем, чем можно помочь». В скором времени правительство США выделило Мэрилендскому университету грант в 250 тыс. долларов для покрытия расходов его иркутского партнера. Именно эти деньги помогли пережить два самых трудных года после финансовой катастрофы.
Российское же правительство судьбой САФа ничуть не озаботилось, равнодушным остался и большой бизнес, черпающий с факультета управленческие кадры. Каждый был занят своим собственным спасением.
Немножко о принципах
Сегодня САФ вырос, расправил плечи и уже седьмой год именуется Байкальским институтом бизнеса и международного менеджмента. Во главе его стоит один из отцов-основателей Владимир Саунин. Человек недюжинной энергии, он уже живет созданием международной бизнес-школы, готовящей универсальный тип менеджеров, способных укротить любой форс-мажор. Но в Татьянин день мы попросили его спуститься с небес на землю и немного поговорить о жизни знаменитого факультета.
– В чем разница между американской методой обучения и русской?
– Мы готовили мудрецов, миросозерцателей, а они практиков, способных знание приложить к делу. У них 60% обучения отводится на самоподготовку. Американский профессор традиционных лекций не читает. Он говорит: к следующему занятию прочитайте столько-то страниц учебника. Приходит в аудиторию и спрашивает: кому что непонятно. Можете задавать любой вопрос, он объяснит, растолкует, разжует. На Западе студент сосет профессора как пиявка, стараясь выжать за свои деньги побольше знаний, у нас – оценку.
– Что двигает вашими студентами?
– Гонка за лидером. Когда у тебя пятый рейтинг, ты будешь землю грызть, чтобы обскакать первых четырех. Нормальное человеческое самолюбие. Особенно оно было сильно в первых выпусках. Тогда рейтинги рвали из рук. Шло настоящее соревнование.
– А сейчас?
– Сейчас тоже соревнуются, но зачастую у кого машина круче или папа дороже. Это и понятно. При Ножикове, который был нашим главным покровителем, он, кстати, сумел, летя в одном самолете с тогдашним председателем Совмина РСФСР Иваном Силаевым, уговорить его вынести нашу просьбу об открытии САФа на заседание правительства, так вот, при Юрии Абрамовиче был свободный конкурсный набор. 15 мест проплачивал бюджет, остальные – крупные предприятия: БрАЗ, БЛПК, Саянскхимпром… Мы могли выбирать лучших. В 1997-м, после ухода Ножикова, окно закрылось, и мы были вынуждены перейти на платное обучение.
– И прощай, конкурс?
– Да нет, мы, пожалуй, единственные из платных вузов, кто его сохранил. Может, без первоначальной жесткости, но, поверьте, бездельников мы даже за деньги не держим. Каждый год отчисляем по 10–15 человек.
– Не планирует ли нынешний губернатор привлечь вас к подготовке кадров областной администрации?
– Не исключено. На мой взгляд, Александр Георгиевич понимает, что короля делает свита, что кадры действительно решают все.
– Кстати, попытку укомплектовать обладминистрацию вашими выпускниками уже делал Борис Говорин. Если не ошибаюсь, он отдал им в руки Главное финансовое управление области?
– Команда Андрея Буренина навела там идеальный порядок, показав, что финансы – не поэзия, финансы – математика. Ребята отладили отношения с Минфином, первыми в России поставили компьютерную программу бюджетирования, нашли общий язык с Законодательным собранием. При них областной бюджет принимался без проволочек.
– И тем не менее Борис Александрович расстался с ними?
– У них был недостаток: они привыкли говорить правду. А это часто очень горькая штука, не каждый ее может перенести.
