Возвращение обществоведения

Введение основ православной культуры в программу среднего образования в ряде российских регионов не оправдает надежд его сторонников и не приведет к эксцессам, о которых тревожатся противники. Есть основания предполагать, что оно никак не скажется на школьниках.

В этом учебном году основы православной культуры (ОПК) стали обязательным предметом в четырех областях России. Еще в одиннадцати регионах он будет преподаваться факультативно. Предмет активно лоббировался РПЦ, его противники негодовали: это противоречит светскому характеру государства, закрепленному в российской Конституции. Наконец, лоббистам удалось найти выход: ОПК заявлены как культурологическая дисциплина, а их можно вводить в программу обучения на региональном уровне. Захотели местные власти – и баста. В четырех областях захотели, чем несказанно порадовали православных сторонников предмета, включая самого патриарха Алексия II. Теперь дети будут не только знать о религиозных корнях отечественной культуры, но и вести себя станут лучше, поскольку основы православной культуры привьют им начатки здоровой морали. Вместо заокеанских боевиков и зараженных наркотиками дискотек они начнут посещать церковь. Понятно, что когда такие детки подрастут, им легче будет усвоить национальную идею, над которой уже который год трудятся наши идеологи. И, вооружившись этой идеей, совершить рывок в будущее.

Непонятно, как можно спорить с такими радужными перспективами.

Тем не менее противники ОПК возражают крайне бурно. Посягательство на Конституцию, заявляют они, осуществлено с крайним цинизмом. Под видом культурологической дисциплины нам навязывают закон Божий, пренебрегая свободой совести и прочими демократическими завоеваниями. Более того, предмет породит религиозную рознь, потому что представители других религий почувствуют свою ущербность. Они потребуют преподавать основы своей веры, и российская школа окажется расколотой по религиозному признаку. Будто у нее других проблем мало. Да и церкви тоже выйдет вред: принудиловка отобьет последнюю охоту от веры.

Все эти яростные дебаты проистекают от неведения. Спорщики плохо представляют себе, что происходит в религиозной жизни, и толкуют ее всяк на свой лад.

У радетелей ОПК нет сомнения, что православие переживает большой подъем. В доказательство они приводят опросы общественного мнения, в которых чуть ли не две трети страны называют себя православными, а в убежденные атеисты записываются не более 4 процентов населения. Значит, надо на волне этого подъема просветить массы, чтобы они верили с толком, и лучше всего начать просвещение с детей. Противники ОПК утверждают, что никакого подъема нет, и приводят другие опросы, согласно которым по посещению церкви наши соотечественники оказываются чуть ли не на последнем месте в Европе. А значит, нечего вторгаться в душу к неверующим людям, а тем более к детям. Это посягательство на свободу совести.

Ошибаются и противники, и сторонники нового предмета. Нет ни подъема, ни упадка, а есть благожелательное безразличие к церкви подавляющего числа людей. Они охотно соглашаются назваться православными (а что тут плохого?), не желают числиться по ведомству атеизма (а что тут хорошего?) и не слишком охотно ходят в церковь (а какой в этом прок?).

Этот добродушный индифферентизм и является основной чертой современного массового православия.

Каковы родители, таковы и дети. Даже если преподавать ОПК будут хорошо подготовленные наставники (что вряд ли), им не удастся пробиться сквозь это безразличие. Будут ли они воспитывать с помощью закона Божьего или вещать нечто историко-патриотическое, не суть важно. Предлагать христианскую мораль в качестве школьной альтернативы тем, кто на улице и дома живет по совсем иным принципам, бесполезно. Дискотеки и прочие пубертатные развлечения они все равно предпочтут церковным бдениям. Да и национальная идея подхватывается не в школах. Вначале ею должны заразиться взрослые.

Вряд ли существует и опасность того, что православие, усвоенное с прохладцей, приведет к усилению межрелигиозной розни.

Религиозные дебаты и тем более погромы предполагают другую энергетику. Замечу в скобках, что мусульманские лидеры относятся к идее преподавания основ мусульманской культуры весьма сдержанно. И только как к вынужденному ответу на православную инициативу. Отдают себе отчет, какой у их веры нынче накал.

Но ОПК не породят у школьников и ненависти к православию. Чтобы принудительное насаждение веры вызвало резкое отторжение, с ней должна соревноваться более привлекательная идеология. Не стоит забывать, что в царской России с законом Божьим за умы и сердца молодежи боролся пассионарный марксизм. Сейчас ничего похожего в этой среде нет. Ни эстетский национал-большевизм, ни тем более ручной «нашизм» на эту роль явно не тянут.

Что же остается в сухом остатке? Ничего. Преподавание курса ОПК не оправдает надежд его сторонников и не приведет к эксцессам, о которых тревожатся противники. Скорее всего, нововведение никак не скажется на подопытных школьниках.

В советских школах был такой предмет – обществоведение. Убей бог, не припомню, о чем в нем шла речь. Обычно преподавал его по совместительству учитель истории, и относился он к своей дополнительной нагрузке в лучшем случае безразлично. Как и ученики. Зачем ввели этот предмет? Наверное, для галочки. Нужно было чем-то заполнить нишу идеологического воспитания подрастающего поколения, вот и ввели. Сама идеология приказала долго жить, а ее призрачный свет догорал в советской школе как свет далекой звезды, с которой давным-давно случился коллапс. Неужели библейские заповеди ожидает судьба морального кодекса строителя коммунизма?

И их будет зачитывать зевающему классу осатаневший от непосильного бремени учитель.

Впрочем, у предмета было одно безусловное достоинство: за него не ставили двоек.

Борис Фаликов