Политическая система России на очередной развилке. Варианта два: попытка управляемой либерализации или оформление жесткой диктатуры с окончательным демонтажем любых демократических институтов. На самом деле выбор уже сделан, пусть он еще и не осознан до конца.
Авторитарная модель, сложившаяся в России за последние двадцать лет, достаточно гибка и адаптивна, она с одной стороны позволяет подстраиваться под постоянно меняющиеся электоральные условия, а с другой — оставляет контроль над ситуацией за вполне конкретной группировкой людей, возглавляемых В. Путиным.
На заре правления Владимира Владимировича в стране были своенравные, живущие на особицу, региональные элиты, которые угрожали формуле «сильный президент — унитарное государство». Можно даже говорить о том, что в отдельных случаях (Татарстан, Сибирь, Кавказ) эти элиты рассматривали сепаратизм, как один из возможных путей развития страны. И если открыто разговоры шли не о разделе страны в чистом виде, то, как минимум, о широких автономиях, включая региональные партии, свои конституции, большую независимость местных налоговых органов и парламентов.
Говоря проще — это были разговоры о Земстве в его западном, СШАобразном понимании. Характерно, что эти разговоры велись именно на окраинах пошатнувшейся империи, то есть в тех местах, где власть метрополии была наименее сильна, а центробежные тенденции — наиболее выражены. Путь Земства был признан опасным еще при Ельцине, когда началась финансовая и административная централизация. По большому счету Земство так и не получило шанса, ведь уже с середины 90-х наметился четкий вектор на Москву, как единый мозг принятия всех важных решений, в том числе и в сфере экономики.
Владимир Путин, как умный и прозорливый политик, сразу понял, что игры с суверенитетом провинций закончатся плохо, для его президентства — уж точно. В этом смысле Путин был и остается предельно последовательным: он удачно совместил запрос граждан на «сильную руку» с вполне понятным и объяснимым желанием укрепить собственную власть, не допустить бунта олигархов и регионов. К 2007 году система полностью сложилась: на выборах в Госдуму ввели 7% проходной барьер, были отменены избирательные блоки и полностью свернуто голосование по одномандатным округам. Еще раньше, в 2004 году, под бесланский шумок запретили прямые выборы губернаторов. Занавес.
Такое положение дел полностью обескровило и деморализовало региональные элиты. Их выхолостили, в том числе и денежно — к концу нулевых все налоговые потоки окончательно и бесповоротно развернулись носом к Москве. Чтобы получить хоть копейку федеральных денег, нужно было ехать в Первопрестольную, стыдливо обивать пороги кабинетов и ведомств. Губернаторы в этой системе превратились в простых клерков, безмолвных операторов федерального центра. С тех пор экономическая модель управления Россией менялась в лишь в том смысле, что регионам оставляли все меньше денег, предъявляя все больше требований.
А вот политическая система подвергалась пересмотру неоднократно. На рубеже 2011-12 годов, после масштабных протестов среднего класса, утопая в парализующем страхе близкой революции, Кремль быстро пересмотрел и подверг ревизии свои методы: была возвращена многопартийность, выборы губернаторов, одномандатники в Госдуме. Это отвечало запросам времени (в том числе электоральным, ведь именно в 2011-12 годах рейтинги «Единой России» и Путина просели до тревожных значений) на витринную демократизацию при сохранении унитарной, имперской сердцевины государства.
В 2014-17 годах надобность в подобной ширме отпала сама собой. «Крымская весна», обожествление Путина и патриотическая истерика. Крым был таким уколом героина в мозг страны — мощный наркотик, эффект от которого оказался всеобщим, отменяющим прежние представления о нормальном и допустимом. После Крыма любые разговоры о новой децентрализации были забыты, страна свернула в сторону средневекового религиозного реваншизма. Понятно, что в такой стране хорошо умеют сооружать костры для ведьм, но плохо — все остальное. Экономика, о которой много написано людьми более понимающими, в России закончилась как таковая. Начался дележ того, что еще осталось, и этот дележ продолжается по сей день: «Платон», мусорная псевдореформа, налог на капитальный ремонт... далее везде.
В первой половине 2018 года было объявлено о повышении НДС и пенсионного возраста. Это было осознанное решение президента Путина, рассудившего, что его личного рейтинга будет достаточно для проведения необходимых и насущных (в его понимании) реформ. Однако имидж Верховного вывозить перестал, а эффект от Крыма растаял, как ядовитый героиновый мираж. Обвал поддержки «Единой России» до исторических минимумов заставляет Кремль в очередной раз пересматривать правила игры: идут разговоры об отмене муниципального фильтра, снижении порога явки, переходе к полностью мажоритарной системе выборов в Госдуму. Когда денег было много и рейтинги высоки, главенствующими идеями были маргинализация парламента и устранение региональной повестки; теперь, когда рейтинги рухнули и денег нет, ситуацию предлагается выправить за счет призыва лояльных технократов из регионов. Это говорит о все еще высокой адаптивности системы, ее подвижности.
Проблема в том, что прежние рецепты настройки политической машины под текущие нужды режима больше не работают. Здесь мы приходим к Усть-Илимску, где на выборах мэра кандидат от «Единой России» проиграл безработной и беззаботной 28-летней домохозяйке. Почти две тысячи испорченных бюллетеней, мощное протестное голосование, ставшее былью после того, как Избирком и суд сняли с выборов двух реальных претендентов на кресло. Это маленький город и скромные выборы, но это и симптом болезни, которая распространяется по всему электоральному полю, как низовой пожар. Медленно, но неотвратимо. Положение таково, что вскоре люди будут готовы голосовать за любую фотографию, любые слова, любые лозунги — лишь бы они не исходили от кандидатов под флагом «Единой России».
Экономическая и политическая обстановка намекает, что положение «медведей» вряд ли выправится в будущем. Президент Путин подходит к развилке и очевидному вопросу — как сохранить власть, когда партия власти ее сохранить не в состоянии, даже на безальтернативных, административно расчищенных выборах?
Путь первый — Земство. Это опасная, рискованная, ничего не гарантирующая дорога трудных реформ и непростых решений. Это передача прав и денег регионам, это наполнение партийной системы смыслом, спонсорами и ресурсными кандидатами. Это пробуждение к жизни всех дремлющих химер регионализма, от Поволжско-кавказского халифата до Сибирской республики, Панмонгольской Бурятии, Якутской Аляски. Это жесткая борьба местных кланов, приход к власти бандитов и случайных людей, олигархические схватки, прекращение поступлений налогов, перебои в работе крупнейших предприятий, безработица, разорение одних регионов и неадекватное богатство других, неконтролируемая внутренняя миграция, коллапс в ряде отраслей экономики. Это реальная, вопреки либеральным утопиям, угроза сепаратизма и расползания страны на несколько плохо связанных между собой, а то и вовсе враждебных друг другу макрорегионов. Эта дорога длиной не в одно десятилетие, в конце которой — бог даст, по случайному, даже волшебному стечению обстоятельств — вырастает полнокровная Российская Федерация с современной экономикой и развитыми институтами.
Второй путь — диктатура. Это простая, понятная, знакомая дорога. Это отмена выборов или приведение их к форме однопартийного референдума по советскому образцу. Это попытка изолировать Рунет, это устранение всех оставшихся на свободе (и в живых) лидеров оппозиции, это уничтожение КПРФ, ЛДПР и других в прошлом системных партий. Это введение официальной цензуры и идеологии, отмена свободы слова и свободы печати (по факту), устранение любых независимых или даже полузависимых СМИ. Это объявление в стране чрезвычайного положения (пусть и названного как-нибудь красиво) и передача всей полноты исполнительной власти в руки Совбеза под председательством президента-диктатора. Это опора на Внутренние войска и подчинение губернаторов последним. Это введение элементов плановой экономики и запрет свободного хождения доллара, это полное огосударствление всех ключевых отраслей — от нефтегазового сектора до банкинга и связи. Это посадки и репрессии против инакомыслящих, стрельба в собственный народ, закрытие границ, милитаризм, истерия, новый Карибский кризис, фашизация, и, как единственной возможный итог такой политики, — локальная война на территории бывшего СНГ с большим риском перерасти в войну мировую.
Кажется, у Владимира Путина еще есть выбор. Но на самом деле его нет, ведь имперская Россия, как истинный потомок чингисхановской Орды, не хочет управляться иначе. И по-настоящему лично меня страшит не то, что она не хочет, а то, что не может.
56417 
391 
