Спустя год после премьеры в Риме теперь и на экраны России вылетели “Ангелы революции” – на мой взгляд, Ангелы революции-2алучший фильм Алексея Федорченко. Он - о безнадежной попытке Советов привить народам сибирского Севера чужую им культуру. Но почему-то теперь думаешь о столь же безнадежной попытке нынешних пропагандистов убедить Россию в том, что культура Великой стены ей ближе культуры Дидро, Верди и Диккенса.
В основе картины – реальная история из 30-х годов: бригада художников-авангардистов прибыла из Свердловска к ханты и лесным ненцам с миссией учредить новую жизнь с ее атрибутами – от школ и роддомов до супрематистского искусства. Но шаманы посоветовались со своими духами и убили пришельцев. Из этой истории о катастрофическом столкновении двух цивилизаций Федорченко развернул зрелище, которое многих озадачит.
Есть миф о человеке, который всю жизнь провел среди аборигенов Австралии и ни разу не видел кино. А увидев впервые, испугался: на экране разговаривали головы без туловищ! Как я и ожидал, таком положении человека недоумевающего , не готового к определенному языку в искусстве, теперь оказались те, кто отслеживают каждый опус фон Триера и не следят за эволюцией родных культур. А там уже утвердилось художественное мышление, которое оценили в Варшаве, Париже и Риме, но в России до сих пор считают чем-то вроде местного говора. Его первооткрыватель в театре – Николай Коляда, в кино – Алексей Федорченко. Оба признаны в мире, оба родственны по духу, явно влияют друг на друга, и не случайно в новом фильме Федорченко «Ангелы революции» можно увидеть едва ли не всех ведущих актеров «Коляда-театра». Это театральное кино – обостренно образное и метафоричное, условное и в основе и в деталях, и те, кто проморгал «Коляда-театр» и все, с ним связанное, будут фильмом озадачены: примут за казус то, что давно уже стало языком.
Его приметы: умение из любого бытового предмета создать артефакт. Непривычно глубокая связь с древними национальными культурами, бытовавшими на территории России, – от шаманских медитаций до скоморошества. Мифология, сплетенная с реальностью. Отказ от бытоподобия при абсолютном слухе на художественную правду. Герои «Ангелов» говорят языком не просто литературным, но словно воскресшим из мертвых – так излагали свои мысли-лозунги энтузиасты времен Маяковского и Хлебникова («Мы умерли и пришли за вами» - одна из первых реплик Полины-Революции в исполнении Дарьи Екамасовой). Это кино ритуалов и масок, и оно, как мне показалось на премьере в Риме, было прекрасно понято и принято зрителями страны Пьеро и Пульчинеллы. Актерская техника ближе театру. Грубоватый рубленый стиль, лубок. «Енотики-ироды», с которых все начинается. Памятник товарищу Иуде Искариоту. Наивное богоборчество схлестнулось с вековыми предрассудками и потерпело кровавое поражение – как мы теперь видим, историческое. При том, что первая ненецкая девочка, родившаяся в первом сибирском роддоме, станет учить сородичей русскому языку: зерна дали всходы, научное знание одержало верх над верованиями. Вернув нас к этой истории, фильм дает понять, как страна сумела сделать рывок, поразивший весь мир, но напоминает о «своем уставе и чужом монастыре» – на примере восстания лесных ненцев против культуры, которую шаманы сочли дьявольской. События почти вековой давности оказываются актуальными и дают много пищи для ума.
Воскрешается не облик 30-х, а их дух: предмет стилизации – революционное агит-творчество. Федорченко слывет творцом мифов, но на пресс-конференции в Риме четко связал каждый фабульный поворот с реальными фигурами и фактами. Пламенная Полина-Революция имела прототипами Ларису Рейснер, Александру Коллонтай и Полину Шнайдер, которая была послана поднимать культуру сибирских народов. Образ кинорежиссера вобрал истории Дзиги Вертова и Сергея Эйзенштейна времен его мексиканской ленты (стилизация под Мексику, как и все прочие, сделана с тактом и с юмором). Композитор Иван у Олега Ягодина, одна из самых выразительных фигур фильма, имеет в родословной изобретателя «терменвокса» и советских авторов «индустриальных симфоний». Театральный режиссер пришел в фильм из трагедии Московского латышского театра, который в канун премьеры подвергся «чистке»: расстреляли всех актеров, и мужские роли на премьере сыграли актрисы, что привело в восторг критиков. Все эти реальные мотивы жизни режиссерская фантазия скрепила в лоскутный эпический коврик, напоминающий этнографический вернисаж только внешне. Это трагифарс, полный лукавства и редкостно здоровой самоиронии: все погибли, но все кончилось хорошо!
Временами кажется, что изобразительные медитации теряют киношный ритм. Это связано с отсутствием нарратива как такового. Но не случайно, вручая Алексею Федорченко приз «Марк Аврелий будущего», недавний директор Римского фестиваля Марко Мюллер особо подчеркнул разработанные им новые способы кинорассказа: «режиссер уводит литературный текст с его логическими структурами на второй план и использует кинообразы для создания аналогий, аллегорий, метафор и нереалистических, а в иных случаях и сюрреалистических искажений». Это и впрямь во многом новое кино, альтернативное торжествующему сегодня бытовому реализму, - фантазийное, поэтическое, корнями связанное с той «народной драматургией», лабораторией которой стал Екатеринбург.
Из беседы с Алексеем Федорченко:
- Столкновение двух культур – русского авангарда и древнего обского шаманства – мы хотели показать через театр.ROME, ITALY - NOVEMBER 11: Director Alexey Fedorchenko attends the "Celestial Wives of Meadow Mari" Photocall during the 7th Rome Film Festival at the Auditorium Parco Della Musica on November 11, 2012 in Rome, Italy (Photo by Stefania D"Alessandro/Getty Images) Советскую культуру представляет авангардный театр, культуру народов Северной Сибири – мансийские куклы. Герои фильма оказались на острие этой сшибки культур, пытались навязать другой цивилизации свою. А у хантов культ – значит черт, и культбаза воспринималась как место, где живет злой дух. Красный чум в мифологии – чум, где живут мертвецы… Наш фильм – о том, что нельзя подходить ко всем народам с одними лекалами. О том, что ты не всегда прав, даже если, согласно твоим представлениям, - прав. Фильм окончательно сложился, когда мы нашли девочку, которая первой родилась на казымской культбазе. Я не надеялся ее найти, но оказалось, что она жива, очень стара и плохо ходит. Она стеснялась говорить, и я попросил ее спеть – говорили, что она в юности была певуньей. И когда она спела «Жила бы страна родная, и нету других забот…» - я понял, что фильм готов.
А поначалу у нас было две идеи. Первая - экранизация произведения Дениса Осокина "Ангелы и революция", и еще была давняя идея сделать кинорассказ о Казымском восстании народов северного Приобья - хантов и ненцев - против советской власти. Первый сценарий под названием "Записки чекиста" прошел Госкино - некая мозаика из жизни ровесника века, молодого чекиста и его друзей-художников, об их приходе в революцию и бурной революционной молодости. Отдаленный прототип, который мы держали в уме, - Блок. Но сценарий у меня как-то не склеился: Осокин написал очень хорошую литературу, ее можно и не экранизировать - она самодостаточна. И тогда возникла мысль объединить оба сценария - о Кадымском восстании, где персонажи будут говорить языком героев Осокина. То есть восстание стало исторической фабульной канвой, а диалоги из книги Осокина ее украшают. Это была первая книга, которая принесла ему известность. Я сразу в нее влюбился: она написана от лица молодого художника, работающего в вятском ЧК, он живет больше женщинами и друзьями, чем революцией, и у него постепенно открываются глаза. Книга светлая, радостная, грустная, трагическая. Получился фильм, снятый по мотивам реальных исторических событий - о людях, которые попали между двумя великими цивилизациями: советского авангарда и языческого шаманства.
- К вопросу о шаманстве. У вас репутация творца мифов - пусть и на материале реальной истории. Как это было, например, в "Первых на Луне" или "Овсянках". Новый фильм тоже основан на мифологии.
- Да, конечно. Исторический факт, преломленный через фантазию.
- В новом фильме вы обещали нарушить законы канонической драматургии. Прокомментируйте это теперь, после премьеры.
- Мне кажется, да. Потому что фильм получился ни на что не похожий, и мне это очень нравится. Он сам по себе, у него нет аналогов. Я не занимался этим специально - но вот как-то удалось нечто особенное.
- А что вас не устраивает в традиционной драматургии? Линейность рассказа? Почему не нужно преодолевать?
- Да я правда не занимаюсь этим специально - нарушением драматургии. Это не цель. Пишу как пишется. История может быть и линейной, и любой - но вот выбран такой ход.
- Где снималась картина - на местах событий?
- Примерно половина - в Казыме, на месте, где происходило восстание. А половина - в Екатеринбурге.
- В Екатеринбурге - павильонные съемки?
- И павильон, и натура. В фильме много флэшбеков, действие происходит и в Москве, и в Крыму, и в Свияжске, и в Мексике. Все это снимали здесь, в Екатеринбурге.
- Даже Мексику?
- Да. У нас тут есть очень хороший мексиканский пейзаж. Шикарная натура. И Камчатка есть.
- Вы из тех редких сегодня режиссеров, которые регулярно выпускают по фильму - примерно раз в два года, и у которых уже выстроилась очередь новых замыслов. Был в этой очереди проект "зомби-хоррора" "Мертвые пашни" который, помню, в вашем рассказе произвел на меня сильное впечатление. Что с ним?
- Мы этим сценарием занимаемся. Хочется же снять что-то необычное - уж слишком много картин о зомби. И мы ищем свою нишу. Есть неплохая история о том, что земля российская богата, но если ее забрасывают - она начинает рождать мертвецов. Мы отвлеклись на "Ангелов революции", но думаю, этот фильм тоже сделаем.
- И еще был проект "Енотового города", который вы собирались снимать в Колумбии. Как сейчас помню, предполагался опять mocumentary - псевдоисторическая фантастическая драма.
- Я бы снимал его сейчас, но уже запустился с другой фантастикой - фильмом "Малыш" по братьям Стругацким. Сами Стругацкие считали эту повесть неудачей, видели в ней много нестыковок. Полгода мучился со сценарием - по-моему, получился очень крепкий, хороший. Что получится в итоге - не знаю, но пока мне все нравится. Научно-фантастическое кино, какого у нас еще не было. И к тому же - триллер. Традиционная фантастика уже вся снята-переснята, мне хотелось найти что-то необычное. Кажется, нашел, и картина уже в работе. А вообще, конечно, идей больше, чем возможностей. Кино дело дорогое, все, что задумано, воплотить вряд ли удастся.
- Марко Мюллер, директор Римского фестиваля, который выдвинул инициативу наградить вас призом "Марк Аврелий будущего", характеризует вас как "одного из немногих современных режиссеров, способных время от времени создавать постоянно обновляющиеся перспективы для кино". Вы в кинотворчестве авантюрист?
- А иначе зачем этим заниматься! Конечно, не хочется повторять то, что делали до тебя. Хочется каждый раз делать что-то принципиально новое.
- И при этом вы вступаете в конфликт с массовой публикой, которая как раз привержена к привычным ходам, протоптанным тропинкам и знакомым схемам. Как складывается судьба ваших картин в прокате - удается отбить затраченные деньги?
- Конечно, нет. Это кино и задумывалось как не коммерческое. Пока есть возможность не думать о сборах - лучше о них и не думать. Да, формула коммерческого успеха - это повторение и закрепление. Поэтому так много вторичных фильмов: обкатано, проверено, народ пойдет смотреть. Но, как написано в книге "Путь самурая", жизнь коротка, и глупо заниматься тем, что тебе неинтересно.
3331 
323 
